Лицензия на грабеж
Шрифт:
Слушая Валерия, я нахмурился. Зачем он врет? Ведь мне он говорил, что договор со «Все работает» подписывала его сестра, когда сам он отсутствовал в городе. Видимо, брат решил выгородить сестру.
– Так вот, – продолжал обвиняемый, – поскольку наша фирма занимается изготовлением рекламных конструкций, у меня в штате компании состояли два дизайнера. Их фамилии Кирха и Половой. Именно на их компьютеры работники ООО «Все работает» и устанавливали все эти программы.
– То есть вы здесь не причем? – скептически поинтересовалась Бочкина.
– Абсолютно, – твердо произнес Валерий. – Больше того,
Бочкина брезгливо поморщилась, как будто только что опрокинула в себя целую мензурку касторки.
– Кстати, – оживился Валерий, обращаясь к ней, – к переданному вам адвокатом Кравчуком ходатайству приложены эти акты.
– Я рассмотрю это ходатайство и приму решение, – как будто делая одолжение, сквозь зубы прошипела следователь.
С самого начала допроса, находясь в довольно неудобной позе, поскольку Бочкина отказала мне в просьбе писать за столом, я фиксировал все происходящее на бумаге. Видя хамское поведение капитана милиции, я поначалу хотел включить на запись свой диктофон, но передумал. Это могло еще больше осложнить отношения между сторонами обвинения и защиты. Впрочем, Гакаева, спокойно сидящего на диване, и думающего о чем-то своем, я к стороне защиты уже не причислял. Я твердо решил просить Валеру расторгнуть с Гакаевым соглашение, потому что толку от того не было никакого, а вреда он мог причинить много. Если Рамазан и вправду «засланный казачок», то о каждом нашем с Валерием шаге он будет докладывать противнику, что, разумеется, никак не могло устраивать ни Ставинского, ни меня.
– Когда к нам в офис пришел Мервозединов и показал мне уведомление, я, прочитав его, ничего не понял. Там было очень много ссылок на различные статьи Гражданского, Административного и Уголовного кодексов, но все – ни о чем. Я не понял даже сути этого документа, не понял, чего от меня хотят. Мервозединов сказал, что ничего не знает, и попросил расписаться в уведомлении, а со всеми вопросами обращаться к Карине Блинцовой, представителю корпораций. Я написал на уведомлении, что мне нужно больше времени, нежели трое суток и расписался. Потом позвонил Блинцовой в Европейское юридическое бюро, где она работала, но мне сказали, что она болеет. Номер ее мобильного телефона дать отказались. – Он задумался.
– Дальше, – потребовала Бочкина.
В это время дверь в кабинет открылась, и внутрь вошел невысокий худощавый мужчина лет сорока, с узким, вытянутым книзу, неприятным лицом. Одет он был в голубую рубашку с длинным рукавом и синие джинсы. По поведению Бочкиной я понял, что это был ее начальник. В руках он держал зажигалку и, не спеша, разминал сигарету.
Он подошел к столу, неприязненно посмотрел на меня, и мотнув головой в мою сторону, спросил у подчиненной:
– Это новый адвокат?
– Так точно, Федор Степанович, – подобострастно глянула на него та.
– Ну и как у нас дела? Вину свою признает? – Незнакомец фамильярно положил руку на плечо Ставинского,
– Вину свою, спрашиваю, признаешь?
Валерий от неожиданности чуть не подпрыгнул на месте и снова побледнел:
– Нет, – через силу выдавил он, немного подавшись вперед, и наклонив голову, словно в ожидании подзатыльника.
– Ничего, у нас признаешь, – снова сменив голос на обычный, с угрозой процедил незнакомец. – Готовь на него в суд ходатайство о заключении под стражу, – обратился он к Бочкиной.
– Есть! – радостно воскликнула та, переведя торжествующий взгляд на меня.
– Давай, заканчивай, и ко мне, – сказал ей напоследок начальник и, продолжая разминать сигарету, вышел.
– Продолжайте, – сварливо, но уже без угрозы в голосе потребовала Бочкина от Ставинского.
– После звонка в Европейское юридическое бюро я позвонил Егорову, директору фирмы «Все работает», и сообщил о визите оперативника. Тот сказал, чтобы я ни о чем не волновался. Егоров приехал к нам и заверил меня, что все утрясет. Он попросил у меня на решение вопроса с Мервозединовым сто тысяч рублей.
– И вы их ему передали, – напряглась капитан милиции.
«Что он делает? Хочет, чтобы его еще обвинили в даче взятки через посредника?» Я незаметно толкнул Ставинского в бок, и округлил глаза, давая понять, что продолжать в том же духе не следует.
– Н-нет, – замялся в растерянности Валерий.
– И не хотели? – ехидно осведомилась Бочкина.
– И не думал, – наконец пришел в себя тот. – Я отказал Егорову и сразу уехал в командировку в Брянск, там у нас производство. Я должен был возвращаться девятого или десятого числа и по приезду решил все проверить, но попросту не успел. Десятого в офис уже нагрянули оперативники и изъяли серверы.
Допрос обвиняемого продолжался еще полчаса, после чего Бочкина, как ни в чем не бывало, избрала ему в качестве меры пресечения подписку о невыезде. Ни о каком заключении под стражу речи больше не шло, из чего я сделал вывод, что Валерия просто пытаются запугать, чтобы добиться признания вины. Тактика, в общем, традиционная. Вот только напрягала непонятная агрессия со стороны следователя и ее начальника, явно несоизмеримая предъявленному Ставинскому обвинению. Ведь не в убийстве же он обвинялся, да и открытые нападки на адвоката были мне совсем непонятны. Если есть доказательства вины человека, то следователю, в общем-то, должно быть наплевать на то признает тот свою вину или нет. В последнем случае самому же преступнику будет хуже. Что-то за всем этим крылось, были задеты чьи-то интересы, у дела имелась какая-то неведомая мне пока подоплека. И в этом обязательно нужно было разобраться.
Глава пятая
25 января 2010 года, понедельник.
Мои воспоминания прервал звонок видеодомофона, это приехал Береговой. Я закончил просмотр записи с видеорегистратора, который был установлен на моем автомобиле в момент убийства Ставинского, и отсоединил его от своего компьютера. На нем не было абсолютно ничего, что могло бы иметь отношение к этому делу.
Алексей, несмотря на то, что уже был поздний вечер, был бодр, полон энергии и находился в хорошем настроении.