Лицензия на грабеж
Шрифт:
Я призадумался. С одной стороны, было ясно, что навязанный Валерию следствием адвокат, является «карманным», то есть работающим в связке со стороной обвинения. Главная задача такого «защитника» посеять в душе клиента панику и пораженческие настроения, с тем, чтобы тот признал себя виновным в обвинении, которое ему предъявило следствие. В этом случае, суд действительно будет благосклонен к «раскаявшемуся преступнику» и, скорее всего, Ставинский получит условно. Тогда, как говорится, и волки будут сыты, и овцы целы. Все будут рады, кроме разве что самого подсудимого.
С другой стороны, клиенты, особенно при первой встрече с адвокатом, не всегда говорят правду. Вполне возможно, что сам Ставинский и дал распоряжение установить на компьютерах своей компании «левые» программы или это сделала его очень уж самостоятельная сестра. Ведь подписать от имени брата договор она не постеснялась…
Могло случиться и так, что войдя в дело, я настрою Валерия вину не признавать, вступлю в конфронтацию со следствием и другим защитником, чем в конечном итоге Ставинскому наврежу. Если у стороны обвинения есть серьезные доказательства, то они, хотя бы из мести, легко смогут выйти в суд с ходатайством о заключении Ставинского под стражу. Если же подсудимый будет доставлен в суд под конвоем, то и уехать оттуда он может таким же макаром. Плюс ко всему, не надо сбрасывать со счетов, что я собираюсь играть на чужом поле, не обладая никакими связями ни на следствии, ни в суде. В отличие от адвоката Гакаева…
Взвесив все «за» и «против», я принял решение. Сначала я вступлю в дело, осмотрюсь, получу сведения о том, какие козыри есть на руках противной стороны, а уже потом решу, какую правовую позицию занять. Ведь первое правило адвоката, – не навреди! Впрочем, если Валерий невиновен, то я посоветую ему ни при каких обстоятельствах не признавать вины в том, что он не совершал.
– Скажите, Валерий, – наконец обратился я к Ставинскому, – у вас есть сведения о том, где Гакаев работал до того, как стать адвокатом?
– Конечно, – не раздумывая, ответил тот. – Гакаев работал там же, где ведется мое дело, – следователем в следственном управлении УВД Северного округа.
– Понятно. Еще вопрос. Могла ли ваша сестра, Нина, в ваше отсутствие дать указание поставить эти программы?
– Нет, – твердо сказал Ставинский, – не могла. – И, немного погодя, уже менее уверенно добавил, – не думаю.
«В общем, все как всегда, – подумал я, – ясно, что ничего не ясно».
Глубоко вчитываться в переданные Валерием бумаги я не стал. Я сделаю это, когда тот уйдет. Подписав соглашение и получив от Ставинского аванс, я пошел его провожать.
– Мною следователю будет подготовлено ходатайство об изъятии в ЧОП журналов регистрации посетителей и приобщении к делу актов выполненных работ, – веско сказал я. – Думаю также, что нужно будет допросить работников этого ЧОПа, которые осуществляли пропуск представителей фирмы «Все работает» в ваш офис. А договор между «Рекламными конструкциями» и «Все работает» следствием изъят?
– Нет, – покачал головой мой новый подзащитный.
– А работники компании «Все работает», которые с вами взаимодействовали, допрошены?
– Я точно не знаю, – задумался Ставинский. – Следователь такую информацию мне не дает, но недавно я общался по телефону с их директором. Он сказал, что наш договор у них не изымался, а из сотрудников никто не допрашивался.
– Кстати, – внимательно посмотрел я на него, – а вы после визита Мервозединова с директором «Все работает» связывались? Проблему обрисовывали?
– В тот же день, сразу после ухода от нас Мервозединова. Но Егоров сказал, что ничего не знает. Мол, все программы, установленные ими, были лицензионными. А еще я по совету Мервозединова звонил Карине Блинцовой, представителю потерпевших Корпораций. Но мне в ее офисе сказали, что она болеет, а ее мобильный телефон дать отказались. Заколдованный круг какой-то…
Глава третья
25 января 2010 года, понедельник.
Нина Ставинская знала о новом черном «Лендкрузер-200», который в октябре прошлого года я купил себе на день рождения. Это было после дела Минка, когда мне удалось не только добиться оправдания своего подзащитного, но и, позднее, вычислить его убийцу. Нина с братом еще шутили, что теперь, даже если Валерия оправдают, то он все равно не сможет рассчитаться со мной по новым ставкам, которые отныне причитаются столь известному и востребованному адвокату.
Поэтому Ставинская разыскала мой автомобиль довольно быстро. Она молча открыла дверь и, дождавшись, пока я уберу с переднего пассажирского сиденья айфон, села рядом.
Это была высокая, худая молодая женщина лет двадцати семи с некрасивым заплаканным лицом. Черты лица у нее были мелкие, глаза посажены слишком близко, губы тонкие. Само личико было маленьким на фоне довольно широкой шеи. Да и кость у нее, несмотря на ее собственную худобу, была широкой, ладони и запястья рук крупными, почти мужскими. Шуба на ней была хоть и не самой дорогой, но и не из дешевых.
– Василий, – начала она без предисловий, упершись взглядом в приборную панель, – я помню, вы рассказывали нам с братом о том, как вам удалось тем летом вычислить убийцу вашего клиента. – Ее высокий голос дрожал и вибрировал от нервного напряжения, из глаз снова потекли слезы. – Конечно, я не смогу заплатить вам столько, сколько вы получили за то дело, – превозмогая себя, продолжала она, – но я прошу, я вас очень прошу, я вас заклинаю, найдите мне этого человека!
Я сидел молча, уставившись в одну точку.
– Вы, наверное, не знаете, Валера вам не говорил, – давясь слезами, продолжала она, – три года назад мы купили с ним на двоих большую трехкомнатную квартиру на улице Дыбенко. Он тогда еще не был женат, а я и сейчас не замужем. Теперь, когда брата нет, эта квартира мне больше не нужна. Его жена, Лада, живет с ним… – она осеклась, – жила… в другой квартире, которую Валера оформил на нее. А я перееду в родительскую, там сейчас живут арендаторы. Квартира на Дыбенко стоит четыреста тысяч долларов, я узнавала…