Лицей 2023. Седьмой выпуск
Шрифт:
– Мне необходимо вас послушать.
Это было еще тогда, до полудня, целых десять минут назад, – он был собран и деловит, не давая своей неприязни выступить наружу.
Она с виду равнодушно, но как-то неуверенно стащила через голову свитер.
– Повернитесь.
Взору Константин Константиныча открылась бледная и достаточно широкая для девушки спина, шея в легком нежном пушке, две едва выступающие лопатки, стянутые тугой черной застежкой лифчика. Волосы Катя быстро обернула резинкой и переложила на грудь.
За свою жизнь Константин Константиныч видел
Он переставлял по спине блестящую головку стетоскопа, машинально отмечая про себя симптомы, и думал лишь о неотвратимой неизбежности того, что сейчас придется попросить Катю развернуться.
Отложив стетоскоп в сторону и садясь за стол, Константин Константиныч мельком глянул на часы – он хотел знать, не задерживает ли следующего пациента. Тогда на них было одиннадцать пятьдесят семь, и он это запомнил.
Катя натянула свитер обратно и села на злосчастный стул. Вот тут-то пушка и не выстрелила, и все стало совсем уж нехорошо.
Константин Константиныч все выводил и выводил что-то у себя на столе, никак не давая ей понять, что значит эта арабская вязь. Время давно вышло, но он, кажется, даже и не заметил этого.
Наконец он кончил писать. Протянул рецепт. Что-то сказал – Катя потом не вспомнила, что именно. И добавил:
– А вообще, – Константин Константиныч выразительно посмотрел на ее лодыжки, видневшиеся из-под закрученных отворотов джинс, – чего вы хотите от своего организма, если зимой и летом с голыми ногами ходите?
Катя ничего не ответила, лишь поджала губы. Ни курево, ни лодыжки не имели, по ее представлению, отношения к головным болям неясного генеза и обморокам. Взяв бумажку с рекомендациями, она поскорее вышла из кабинета и тихо прикрыла за собою дверь.
Она быстро сбежала по лестнице с третьего этажа вниз, брякнула на стойку в гардеробе белый пластиковый номерок, накинула на плечи яркое малиновое пальто. Задержалась перед зеркалом на лишних двадцать секунд, не столько причесываясь, сколько любуясь собой, а потом – выбросив из головы неприятный прием, выпорхнула на улицу.
Когда она шла на прием, дождь уже успокоился. Сейчас он снова хлестал по киоскам, и Катя представила, как где-то там, за крышей домов, большая широкая река уже пришла в движение, зашипела, зафыркала, ощетинилась брызгами.
Катя побежала к «Горьковской», перепрыгивая через лужи. Лужи пахли бензином, и розовые радуги на них символизировали, очевидно, всю ее легкомысленность.
…Трамвай уже дребезжал через мост по третьему маршруту на Выборгскую сторону поздним вечером, а полуденный выстрел все не давал Константин Константинычу покоя. «Почему она не выстрелила?» – свербило в его мозгу.
На Финляндском проспекте в трамвай с шумом завалились девушка и двое парней. Они сразу заняли собой все пространство, и в их громком разговоре и смехе сразу потонул пожилой голос, сообщавший о том, что пожар легче предупредить, чем потушить.
– Папаша, –
– Не в зоопарк, а в зоосад, – с неожиданной для самого себя сварливостью ответил Константин Константиныч. – Это в другую сторону. И он уже все равно закрыт.
Не сильно расстроенный известием, парень вернулся на заднюю площадку, где заливалась неприлично громким смехом девица. Такая же нахальная, такая же молодая.
Почему, думал он. Почему она не выстрелила? Он сидел у окна позади кондуктора, всматривался в подступающую с той стороны стекла темень и растирал рукой неприятно нывшую грудь.
Глава третья
Дом номер 21 литера А по Заневскому проспекту был выстроен по типовому проекту и сдан в эксплуатацию в 1961-м. Это был добротный пятиэтажный дом серии I-335 с четырьмя лестницами и восьмьюдесятью квартирами, с централизованным водо- и теплоснабжением, без лифта и мусоропровода.
Теплицыны въезжали последними: ордер на квартиру горисполком выдал совершенно неожиданно. Константин Константиныч и не рассчитывал на свою очередь в этом году – но тут реабилитировали отца.
31 октября, в день, когда гроб с телом Сталина вынесли из Мавзолея и опустили в стылую, уже промерзающую землю, заместитель председателя Ленгорсуда выдал справку об отмене постановления особой тройки и восстановлении в правах гр. Теплицына К. П.
Справка одними ей ведомыми путями спустилась в собес. В собесе кто-то всполошился, позвонил по месту работы матери, вспомнили о маленьком сыне Константин Константиныча, о его дяде, погибшем на войне. Механизмы государственной машины пришли в движение.
Въезжали под самый Новый год.
Боря на всю жизнь запомнил, как отец – совсем еще молодой – играючи затаскивал витой деревянный гарнитур на последний этаж, под самую крышу. На ступенях лестницы после его ботинок оставалась грязь вперемешку со снегом, поскольку подход к дому еще не успели благоустроить.
Да и самого Заневского проспекта еще практически не было. В центре уже сформированной площади еще высились заметенные снегом горы замерзшей земли. Далее от реки проспект совсем превращался в просеку: то тут, то там виднелись ямы, лежали трубы, и на пересечении с просекой Шаумяна чернела на фоне неба стрела строительного крана.
Объезжая препятствия, ЗИЛ подогнали прямо к парадной – и, лихо откинув борт, шофер принялся сбрасывать из кузова тюки и стулья прямо на землю.
Сначала Боря вместе с бабушкой стоял в стороне – там, где вскоре будет детская площадка с большой железной ракетой, но потом мать, испугавшись, что он замерзнет, велела им обоим подниматься наверх.
Картина парадной – и вообще весь этот день – отчего-то врезались Боре в память.
На лестнице пахло краской, цементом, гипсом, толем и почему-то битумом. То из-за одной, то из-за другой двери можно было услышать, как стучит молоток или взвизгивает рубанок. Из четвертой квартиры доносился заливистый женский смех, в седьмой играли на фортепьяно.