Лицей. Венценосный дуэт
Шрифт:
Папахен, пара его помощников, телохранитель Дима усмехаются. Адвокат с отчётливой глумливостью, наращивать требования полицейские не могут, я-то не возражаю против съёмок. И ещё я начинаю смещаться всё дальше и дальше от полицейского участка или как там они называются? Никакой таблички над входом нет, замаскированное какое-то подразделение.
Подполковник с группой поддержки остаётся на месте, провожая нас неласковым взглядом. Я не отступаю под натиском врага, только не хочу, чтобы он слышал всё, что я говорю. Мои слова иногда комментирует адвокат,
— Подытожим, — говорю я в камеру, — задержали меня с нарушением закона. Мобильник был при мне и оперативники могли позволить мне, а могли и сами позвонить, чтобы известить о задержании моих родителей. Они не только так не сделали, а даже больше, они приняли меры, чтобы об этом никто не узнал. Блокировали и тоже задержали моего телохранителя, который должен был меня встретить и мог сообщить о моём задержании.
— Если они могут так поступить с людьми из кланов, то что ждать простому человеку? — добавляет перчику журналистка, ладненькая брюнеточка. Э, нет! Острого и так будет с верхом, лишнего не надо.
— Случаются ситуации, когда такие меры необходимы, — чуточку вступаюсь за полицию, — к сожалению, преступления иногда совершают люди при власти и тогда требуется дополнительная секретность.
— Но в вашем случае секретность выглядит подозрительной, — не сдаётся журналистка.
— Более того, незаконной, — адвокат согласно кивает моим словам.
— Я немного раскрою суть дела, — на мои слова глаза журналистки разгораются, есть чутьё у девушки. — Весь город слышал о серийном убийце, за которым полиция гонялась больше года…
— Гонялась? — мгновенно улавливает брюнетка мою оговорку.
— Да. Убийц и насильников, их оказалось двое, больше нет. Длинная цепочка убийств, не меньше десятка девушек, оборвана. Им сильно не повезло с последним эпизодом, когда они похитили меня. Чтобы вырваться, мне пришлось их… так скажем, нейтрализовать.
— Убить? — глаза журналистки буквально полыхают. Это не просто сенсация, это многослойная сенсация. Конец маньякам — сенсация! Оборвала длинную цепочку убийств хрупкая девочка — огромная сенсация! Как она это сделала?! Наверняка ещё сенсация.
— Я давала подписку о неразглашении, поэтому с деталями вас ознакомить не могу. Только в общих чертах. Мне удалось нанести им опасные для жизни раны. Спасти их могла только немедленная медицинская помощь, которая в тот момент была недоступна.
— Молчанова действовала в пределах необходимой обороны, разрешённой законом, — веско комментирует адвокат.
— Говорю это вот ради чего. Действия этого полицейского подразделения, начальник которого нас только что прогнал, крайне подозрительны. Меня задержали с нарушением закона, меня пытались допрашивать в отсутствие лиц, уполномоченных присутствовать при допросах несовершеннолетних, меня пытались запугать, угрожая насильственными действиями…
— Какими именно?
— Намекали, что запрут в камеру с мужчинами уголовниками.
— Недопустимое психологическое воздействие, запугивание пытками и насилием, — даёт характеристику адвокат, — прямое нарушение УПК, даже без учёта несовершеннолетия.
— Всё это было, но я о другом хочу сказать. Действия полицейского подразделения в целом выглядят странными. Будто они мстили мне за убийство серийного маньяка, ведь один из них оказался сыном важного человека в этом округе.
Ещё одна сенсация! Микрофон в руке журналистки чуть дрогнул. Смотрю с опаской, как бы оргазм не начался. С извержением.
— В голову сами собой лезут неуместные подозрения. Не были ли они, местные полицейские, как-то связаны с серийным маньяком? С одним из них? Почему его долго не могли изловить? Его точно никто не прикрывал? Подозрения о соучастии я всё-таки отмету в сторону. Это чересчур.
По глазам журналистки вижу, что эта идея ей не нравится. Не будет она сразу отказываться от мысли о соучастии полицейских в серийных убийствах. Уж больно вкусно выглядит.
— Сейчас я предлагаю проехать к нам. Дома у меня есть одна фотография, которая будет вам интересна.
Все рассаживаемся по своим микроавтобусам. Журналистка, Евгенией её зовут, села к нам.
— Меня ведь там ещё и обокрали… — начинаю я.
— Стоп-стоп! — протестует Евгения, — расскажете под камеру.
Около моего дома и рассказала. Когда вынесла фото, где полковник Сафронов надевает на мою руку подарочные часики. Их хорошо видно. Ещё бы! Фотограф специально попросил попозировать для своего удобства. Минуты три нас терзал. Чтобы часы были хорошо видны и наши с полковником лица.
— Можете нам отдать фото? — по тону слышно, что не надеется, но вдруг.
— Не хотелось бы. Лучше переснимите.
Пересняла. Мы беседуем на площадке перед домом. Всё под камеру. Наконец-то всё заканчивается. Для меня. Ухожу домой, а папочка с адвокатом остаются что-то обсуждать с Евгенией. Девушка точно премию урвёт неслабую.
9 августа, пятница, время 09:15
Москва, управление полиции Северо-Восточного округа.
— У вас нет никаких доказательств, — брюзгливо заявляет генерал-майор Трофимов, начальник окружной полиции, — надо же, что выдумали! Полиция обворовывает задержанных! Совсем с ума сошли?
— Лично нам достаточно заявления Молчановой, — улыбается журналистка Евгения.
— Ответите за клевету! — рубит генерал, — и вы и Молчанова.
— И как вы её докажете? — хитренько улыбается адвокат Бернштейн. Нас тут много, — кроме меня с отцом и адвокатом, наша журналистка и полковник Сафронов, — а генерал только с адъютантом. Правильно с его стороны, уж больно горячие факты мы ему вывалили. Лишние уши ни к чему.
— Давайте поговорим спокойно, господин генерал, — мирно предлагает Сафронов. К нему генерал прислушивается, свой всё-таки.