Личная жизнь тихони Элис
Шрифт:
— Это не похоже на тебя — забыть, на какой спектакль я должен был пойти, — проговорил он голосом, способным разрезать стекло. — Совсем не похоже. Может, я все не так понял. Может, ты как раз рассчитывала на то, что я увижу тебя в театре. Увижу и захочу тебя еще больше. Так?
— Ты ошибаешься. — Это уже было ближе к истине, и он, наверное, увидел искреннее выражение ее лица, потому что вспыхнул от ярости при ее отрицательном ответе. — Послушай, можно я пойду?
— Я еще не закончил с тобой. — Виктор произнес это так, словно она просила билет
— Но ты не можешь заставить меня остаться! — возразила Элис, хотя голос ее звучал не очень убедительно. Если бы он вообще что-то понимал, подумала она, то увидел бы, какую власть имеет над ней, по одному-единственному признаку: если бы он действительно ничего не значил для нее, она бы просто встала и ушла. Почему он не видел этого?
— Где заканчивается ложь и начинается правда, Элис?
Если бы она не знала правды, то подумала бы, что он прав. Голос Виктора звучал вполне рассудительно, но его лицо — ледяная маска — портило впечатление.
Элис ничего не сказала.
— Твоя мать и вправду умерла? — спросил он с оскорбительным спокойствием. — А тот дом действительно был твоим домом или он был частью игры, которую ты затеяла?
Элис почувствовала, как ее пальцы впиваются в стул.
— Как ты мог подумать, что я могу врать о таких вещах? — хрипло спросила она.
Виктор не обратил внимания на ее вопрос.
— И правда ли то, что ты была принцессой Недотрогой, замороженной на долгие-долгие годы? Или ты просто думала, что я быстрее клюну на такую уловку?
— Я не обязана отвечать на подобные вопросы!
Но при этом продолжала сидеть на стуле как приклеенная, до глубины души раненная его оскорблениями и еще больше боясь того, что ей придется навсегда оставить его. Не стоило ли ей признаться во всем — признаться, как сильно она любит его, и положить конец этой дурацкой головоломке, — но мысль об этом была еще более пугающей. Он только посмеется над ней. И потом, при таком раскладе, кто знает, не воспримет ли он ее признание как еще одну отчаянную попытку вызвать его интерес? Она сожгла все мосты, и пытаться изменить что-либо уже невозможно.
— Я совершенно не выношу одну вещь — и знаешь, какую?
Риторический вопрос, подумала Элис, даже не делая попыток ответить на него. Она нервно заправила волосы за ухо и взглянула на него.
— Интриганок. Женщин, которые выдумывают, лгут и сплетничают. — Виктор поднял ручку и стал резко постукивать ею о стол. — Я просто поверить не могу, что попался на твою удочку.
— Мне очень жаль, — сказала Элис, извиняясь за все, что не могла сказать ему.
— В таком случае все нормально, — сказал он холодно. — Теперь мне стало намного легче.
— Значит, вот что волнует тебя больше всего? — тихо спросила Элис. — Не то, что больше никогда не увидишь меня, а то, что думаешь, будто тебя одурачили?
— Я думаю, будто меня одурачили? — Виктор подался вперед, и она поблагодарила Бога за то, что стол такой широкий. —
— Наверное, нет, — сказала она, вздохнув.
— Что ж, пожалуйста, общайтесь. И какой я был дурак, когда предупреждал тебя насчет него!
Не предупредив меня, однако, насчет себя, подумала она.
— Полагаю, ты догадываешься, что уволена. Элис кивнула головой. Наконец все было
кончено. Казалось, это длилось бесконечно. Она знала, что будет помнить об их разговоре всю оставшуюся жизнь, во всех ужасных подробностях. Каждое слово, каждое предложение, каждый взгляд. Оживлять все это в памяти и думать о том, что было бы, прими она другое решение.
— Тебе понадобится заявление о моем уходе? — Вопрос был задан для соблюдения формальности. Она знала, что он ответит.
— Можешь уйти прямо сейчас. Я рассчитаюсь с тобой, как только напишешь заявление.
— Отлично. — Элис поднялась. Ноги были как ватные. Она не могла смотреть ему в глаза, но все же заставила себя взглянуть на него. Последний раз. — Я знаю, ты мне не поверишь, но если бы ты знал, как мне жаль, что…
Элис вздохнула, отвернулась и направилась к двери. Она почти надеялась, что он остановит ее в последнюю минуту. Она с радостью согласилась бы выбраться из темной пропасти, которая поджидала ее, но когда открыла дверь, то услышала, как он начал набирать номер телефона. Все возвращалось на круги своя. Работа продолжалась, как будто ничего не случилось. Должно быть, Виктор будет вспоминать о ней день-два, удивляясь, как такой опытный в любовных делах человек, как он, мог быть так глупо одурачен ею, а потом ее заменит другая.
Элис упаковала свои рабочие принадлежности быстро и без шума. На ее прошлый день рождения Виктор подарил ей держатель для бумаг, который всегда стоял на ее столе, и после минутного колебания она засунула его в сумку. Это станет еще одним доказательством его существования, которое будет оживлять ее память.
Уходя, Элис не остановилась ни с кем поговорить. Знала, что на ее лице написано отчаяние, говорящее само за себя, но она уходила навсегда и ей было все равно, что люди подумают о ее уходе. Лишь немногих из них поразит мысль о ее увольнении.
Остаток дня она продолжала жить по инерции — во всяком случае, так это выглядело. Ее тело двигалось само по себе, а мысли жили сами по себе.
Элис думала, что держит себя в руках достаточно крепко, когда чуть позже десяти вернулись Ванесса и Джеймс. Однако, едва увидев Джеймса, который спросил, все ли сработало, она разрыдалась. Рыдания не прекращались и сотрясали все ее тело. Когда она вновь подняла лицо, то обнаружила, что Джеймса уже нет, а Ванесса сидит около нее на кровати.
— Извини, — сказала Элис, шмыгая носом и принимая от Ванессы полотенце. — Я испортила вам вечер.