Личности в истории. Россия

Коллектив авторов

Я лишаю себя опыта земной жизни, возможности необходимых слабостей и падений, которые одни учат нас прощению, пониманию и принятию мира. „Сберегший душу свою потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее“. Не противясь злу, я как бы хирургически отделяю зло от себя и этим нарушаю глубочайшую истину, разоблаченную Христом: что мы здесь на земле вовсе не для того, чтобы отвергнуть зло, а для того, чтобы преобразить, просвятить, спасти зло. А спасти и освятить зло мы можем, только принявши его в себя и внутри себя, собою его освятив».

Жизненность этих слов Волошин доказал делом. «19-й год толкнул меня к общественной деятельности в единственной форме, возможной при моем отрицательном отношении ко всякой политике и ко всякой государственности, утвердившимся и обосновавшимся за эти годы, – к борьбе с террором, независимо от его окраски». В наше время слова «борьба с террором» вызывают вполне определенную ассоциацию: это не раз виденные по телевизору вооруженные столкновения, «зачистки» и другие «операции». При виде жертв сжимается сердце и хочется тоже, отбросив сомнения, взмахнуть оружием и мчаться вперед. «Как просто быть солдатом, солдатом…» Но ведь есть и другой путь: это путь любви, когда враг сам выпускает из рук оружие и перестает быть врагом. Таким путем шел Волошин, спасая врагов друг от друга, а точнее, от самих себя. Спасая человека от ненависти и давая ему возможность проявить в себе самые лучшие качества.

Профессор Н. А. Маркс, бывший военный, ушедший в отставку под влиянием гуманистических идей Л. Н. Толстого, во время войны 1914 года был снова призван на военную службу и занял ответственный пост начальника

Штаба Южной Армии. Тактичный и осторожный политик, Маркс поддерживал порядок в своем округе, не допуская беспорядков и предотвращая назревавшие еврейские погромы. Во время отступления большевиков Маркс остался на родине, не зная за собой никаких преступлений, но на следующий день после прихода белых он был обвинен в предательстве и арестован. Его должны были перевезти из Одессы в Керчь и там судить. Волошин вместе с женой Маркса поспешил к нему, чтобы предотвратить самосуд и расстрел по дороге: «…ясно помню ход моих мыслей в это мгновение… Маркс остается всецело на моих руках. Значит, я его должен спасти без посторонней помощи… Я не знаю, что я буду делать, что мне удастся сделать, но я прошу судьбу меня поставить лицом с тем, от кого зависит судьба Маркса, и дал себе слово, что только тогда вернусь домой в свой Коктебель, когда мне удастся провести его сквозь все опасности и освободить его». В долгой дороге находились многие, кто хотел пристрелить на месте «изменника Маркса», но после беседы с Волошиным эти люди отказывались от своего намерения. А один из конвоиров по прибытии в Керчь взволнованно говорил о своем арестанте: «Ну, если они такого человека расстреляют, то правды нет. Тогда только к большевикам переходить остается». Вся поездка стала цепью счастливых «совпадений»: судьба действительно сводила Волошина в нужный момент с нужными людьми. Позже поэт записал в дневнике: «Казалось часто, что события так сгрудились, что дальше нам прохода нет. Но я был настойчив и часто каким-то сновидением угадывал, куда ведет наша дорога». Так, в Керчи Волошин случайно оказался гостем начальника контрразведки Стеценко, славившегося своей непримиримостью по отношению к «изменникам родины». Переубедить его было невозможно, но Волошин и не стал этого делать, а начал мысленно молиться за него. «Молятся обычно за того, кому грозит расстрел. И это неверно: молиться надо за того, от кого зависит расстрел и от кого исходит приказ о казни. Потому что из двух персонажей – убийцы и жертвы в наибольшей опасности (моральной) находится именно палач, а совсем не жертва. Поэтому всегда надо молиться за палачей – и в результатах молитвы можно не сомневаться… Я предоставил ротмистру Стеценко говорить жестокие и кровожадные слова до тех пор, пока в нем самом под влиянием моей незримой, но очень напряженной молитвы не началась внутренняя реакция». Маркс был благополучно доставлен в Керчь и стараниями Волошина оправдан и спасен.

Марина Цветаева писала о Волошине: «Думаю, что Макс просто не верил в зло, не доверял его якобы простоте и убедительности: „Не все так просто, друг Горацио…“ Зло для него было… слепостью, но никогда – злом. В этом смысле он был настоящим просветителем, гениальным окулистом. Зло – бельмо, под ним – добро. Всякую занесенную для удара руку он, изумлением своим, превращал в опущенную, а бывало, и в протянутую».

«Но каждый шаг, но каждый миг таит Иных миров в себе напоминанья…»

Молодой Волошин не раз называл себя «зеркалом» или «губкой». Он жадно впитывал достижения культуры, много учился, был знаком со многими духовными деятелями своей эпохи, исследовал различные эзотерические учения. Особую роль в его жизни сыграл Рудольф Штейнер: по признанию Волошина, именно этому теософу он был обязан больше, чем кому-либо, познанием самого себя. В такой восприимчивости, в стремлении всё и всех понять таится опасность потерять себя. Однако, обладая удивительной независимостью и непредвзятостью мышления, художник никогда не становился слепым последователем какого-либо учения, а усваивал чужие теории творчески, беря из них близкое себе, переосмысливая и применяя практически.

«Я думал, что я всегда ведь тоже ждал великого учителя, но он никогда не приходил, и я видел, что я должен творить сам и что другие приходят и спрашивают меня».

Некоторые считали его посвященным, находящимся на высокой ступени тайного учения. Было ли это правдой, мы, наверное, никогда не узнаем. Нам остались свидетельства о прекрасной судьбе, запечатленные на бумаге.

Мастера сцены

Рыцарь российской Мельпомены. Федор Волков Татьяна Чамова

Мы частенько говорим о ком-то: родился раньше (или позже) своего времени. А вот Федор Волков – человек именно своей эпохи.

В XVIII веке Россия совершает крутой поворот от средневековой Руси к просвещенному европейскому государству. Все только рождается – академии наук и художеств, университеты и… новые люди. Просыпаются умы и таланты, совершаются открытия. Те, кто сумели услышать зов времени, найти свое место в потоке событий и действовали по велению сердца, жертвуя сиюминутными благами, становились Основателями.

Маскарад

Перенесемся мысленно в московскую зиму начала 1763 года. Чтобы придать размах предстоящей церемонии своей коронации, императрица Екатерина решила устроить в Москве небывалый уличный карнавал под названием «Торжествующая Минерва». Подразумевая под этим образом, естественно, себя. Организация празднества была поручена Федору Волкову. Театральными подмостками для него стала вся Москва.

А. Лосенко. Федор Григорьевич Волков, основатель русского театра.1763 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва

«Торжествующая Минерва» была задумана и осуществлена Волковым как высокая трагедия и высокая комедия одновременно. Маскарад надо было читать, как читают книгу, разгадывать, как разгадывают загадку. Это было грандиозное, громадное полотно современной Волкову и его эпохе жизни.

Вот как описывали этот день очевидцы: «Народ оповестили заранее, чтобы шел на Басманные, Мясницкую и Покровку, где в машкерадном действе узрят люди русские всю гнусность пороков и усмотрят признаки добродетели. На афише обещано, что после явления „торжествующей Минервы“ будут „разные игралища“, комедии кукольные, гокус-покус и разные телодвижения».

На целых две версты растянулась многотысячная процессия пересмешников, дударей, комиков. Первой протащилась хромающая на костылях Правда, затасканная по судам. За Правдой ехали сытые и веселые судьи-взяткобравцы. Важные бюрократы пронесли знамена с надписями: «Сей день принять не могу – зайди завтрева!» Невежество ехало на осле, фурии на верблюдах… Глупость, пьянство, жестокосердие – для всех нашел точные театрализованные образы Федор Волков. Но маскарад не только обличал.

Человек с окном в груди – таким увидел Волков человека идеального мира, с открытым и искренним характером.

«Торжествующая Минерва» завершалась картинами Золотого века. Маскарад славил труд простых людей – вольный труд на вольной земле. На колесницах был представлен Парнас с музами, Аполлон, науки и художества… А рядом выступал Мир, сжигающий военные орудия. Замечены были здесь и одинокие герои – задумчивый и горестный Диоген в бочке, со свечой в руках, Демокрит с глобусом. Колесницу Добродетели окружали маститые старцы в белоснежной одежде с лаврами на головах. Герои, прославленные историей, ехали на белых конях, за ними шли философы, законодатели…

Распоряжаясь всем этим грандиозным действом, в легкой шубейке с непокрытой головой, Федор Волков не замечал стужи. В тот день он смертельно простудился и спустя несколько недель умер. Ему только что исполнилось 34 года.

Последними словами, которые он произнес слабеющим голосом, были: «Не буду больше ставить трагедии. Хочу чего-нибудь бодрого и веселого. Улыбальной комедии. Слезы дешевы…»

Первые шаги

Федор рос в семье своего отчима, крупного ярославского заводчика и купца Федора Полушкина, «старшим пасынком». Полушкин, видя в нем остроту ума и способности, прочил его в наследники и продолжатели своего дела. Федора отправили сначала в Москву на учение, а потом и

в длительную «командировку» в Санкт-Петербург для некоторых дел по промыслу. Федор очень быстро выполнил порученные дела и занялся тем, к чему имел особую склонность. Он знакомился с живописцами, музыкантами, работавшими тогда при Императорском Итальянском театре, не упускал ни одной редкости, все стремился осмотреть и узнать обстоятельно. И вот результат – Федор «заболел» театром.

Глядя на представления Итальянской оперы, он страстно желал сделать и у себя в Ярославле театр, «дабы представлять на нем самому русские театральные сочинения». Он исследовал в театре все – «архитектуру, махины и прочия украшения, и как острый его разум все понимать был способен, то сделал он всему чертежи и модели».

Ему оставалось только постичь науку театральной игры. Федор стал ходить к актерам, «которые хотя и сами не весьма были далеки в актерской должности, но он дошел на конец до познания ее красот и тонкостей остротой своего разума и врожденной к театру способностью».

Первый опыт

Вернувшись в Ярославль, Волков начинает прямо в своей комнате создавать театр. Отчим был сначала даже рад этому – он «мог хвалиться иметь в своем доме то, о чем в других и понятия не имели», – но упражнения своего пасынка почитал детскими игрушками.

Начав со столь малого, Волков сумел изменить всеобщее восприятие театра как зрелища, забавы, заставил почувствовать его пользу «у самых тех, которые ни знанья, ни вкуса в оном не имели». Когда домашний театр стал мал и тесен для все умножающегося числа зрителей, было решено сделать новый. Отчим денег не дал – не решился. Тогда Федор обратился к зрителям. Был выкуплен большой каменный кожевенный сарай в Пробойном переулке, куда помещалось уже до 1000 человек. «При строении сего театра был он сам архитектором, живописцем и машинистом, а затем и главным директором и первым актером. Сделано было приличное тому платье и прочее, чему сам он был изобретатель».

Тогда же завел Федор «книгу живота» – дневник. Первая запись в нем гласит: «Маия 1749 года зачата мною сия книга живота сиречь Ежедневник для ради занесения мыслей достохвальных и хранения диамантов словесности российской». В дневник вносил он все сокровенное, в нем же замыслил первый русский профессиональный театр.

В 1749 году Федору Волкову исполнился 21 год.

Первая удача

Театр Волкова не остался в Ярославле незамеченным. Об этом говорит одно скандальное происшествие: однажды вечером, когда зрители возвращались после спектакля домой, их встретила орава молодцев с дубинками и… Этот случай имел удивительные последствия. Вот уж действительно, судьба покровительствует гениям!

Императрица Елизавета Петровна как раз в это время дала указание искать актеров для основания в столице театра. В привилегированном учебном заведении для дворян – Шляхетном кадетском корпусе – был создан театр, которым руководил А. П. Сумароков, талантливый и увлеченный человек, автор первых классических русских трагедий на исторические темы. Его трагедии «Трувор и Синав», «Хорев» пользовались огромной популярностью при дворе.

Во время своей петербургской «командировки» Волков случайно попал на спектакль любительского кружка Шляхетного кадетского корпуса. Ставили комедию Сумарокова «Трувор и Синав». Волков смотрел спектакль из-за кулис – ему как сыну купеческому вход в зал был запрещен. Спектакль его потряс. В своем ежедневнике он записывает: «Я пришел в такое восхищение, что не знал, где был, на земле или на небесах; тут родилась у меня мысль завести свой театр в Ярославле».

Однако Елизавета Петровна не могла позволить дворянским детям становиться профессиональными актерами, в то время как необходимость публичного театра была очевидна. В этот момент и дошел до императрицы слух о скандальном происшествии в Ярославле. Дальнейшие невероятные события разворачивались с фантастической быстротой. Как у Гоголя в повести «Ночь перед Рождеством», где кузнец Вакула в несколько минут попадает прямо во дворец к государыне.

В январе 1752 года Федор Волков и его труппа получили из Петербурга указ следующего содержания: «Ярославских купцов Федора Григорьева сына Волкова с братьями, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии, привезти в Санкт-Петербург». Указ вызвал в городе переполох. Воевода не находил прецедента ни в собственном опыте, ни в летописях прошедших веков. Бывали случаи, когда вызывались из тьмы неведения правители, полководцы, спасители отечества, но чтобы к престолу императорскому вызывались с курьерами комедианты – такого еще не бывало! В один день (!) с молниеносной быстротой 12 актеров и 19 подвод уже были на пути в Царское Село.

Среди тех, кого Волков взял с собой, были Иван Дмитревский, Алексей Попов, Яков Шумский, которые впоследствии станут первыми выдающимися российскими актерами, основателями школы актерского мастерства. У них учились первые актеры Большого театра.

Первый актер России

Актеры были представлены ко двору и получили повеление играть трагедии Сумарокова в придворном театре. Елизавета приказала всех отдать в Кадетский корпус для обучения приличествующим их званию наукам. Сам Федор Григорьевич, так как был уже обучен, использовал появившуюся возможность для того, чтобы читать полезные для его искусства книги (он собрал уникальную библиотеку книг по театру), заниматься рисованием, музыкой, риторикой.

Знатоки оценили способности Волкова и его товарищей, «хотя игра их и была только что природная и не весьма украшена искусством».

В ноябре 1756 года в Петербурге открылся первый профессиональный постоянно действующий русский театр, директором которого стал Сумароков, а Федор Волков «был в оном Первым актером». Это уже исторический статус!

«Тогда Волков показал свои дарования в полном уже сиянии и тогда-то увидели в нем великого Актера и слава его подтверждена была и иностранцами», – пишет Н.И. Новиков.

В 1759 году Волков был послан в Москву для учреждения российского театра и там. В Москве уже была благодатная почва – существовал театр при Московском Университете, а во главе Университета стоял Херасков, ученик Сумарокова.

Тем временем в политической истории Российского государства разыгрывалась настоящая драма. В результате дворцового переворота на престол возводят Екатерину. Участниками переворота были и Волков со своим младшим братом Григорием, тоже актером. Новая государыня награждает Федора Григорьевича орденом Андрея Первозванного и дворянским титулом, одаривает землями. Волков от наград отказывается, а свою гражданскую позицию полностью выражает в грандиозном и не повторенном до сих пор подвиге, посвященном торжеству богини разума и справедливости Минерве.

Занавес

Можно предположить, что любимым героем Волкова был Петр Великий. Петру посвятил Волков похвальную оду и свою роль Марса в пьесе Сумарокова. Федор Григорьевич во многом имел сходство с Петром, даже чисто внешнее, которое заметно на единственном прижизненном портрете артиста. Открытое, выразительное лицо, мягкие локоны до плеч… Говорили, что на первый взгляд он был угрюм и суров, но в кругу друзей и единомышленников необыкновенно обаятелен. «Жития он был трезвого и добродетели строгой. Он остался холостым и даже не был будто бы влюблен. Сцена поглотила все его мысли и чувства, в ней одной он видел удовлетворение всем своим стремлениям».

Игра Волкова была особенной – основанной на чувстве, а не на эффекте. Волков был первым в России, кто примером своим раскрыл значение личности актера, его духовных качеств, постоянной работы над собой, самоотдачи и служения. Его можно с полным правом назвать основателем российской актерской школы. Такие актеры, как Дмитревский, Щепкин, Шаляпин, Станиславский, считали себя его учениками.

Как и многие замечательные люди, Федор Волков все же намного обогнал свое время. Тяжеловесным пьесам в стиле классицизма он сумел придать естественность и человечность тона, сумел выделить в них суть – гражданственность, верность и любовь к отечеству.

Главным делом недолгой, но яркой его жизни стал российский профессиональный театр, театр общедоступный. Вот слова из его ежедневника: «Общая польза от театра российского будет ощущаться, когда театр выйдет из рамок придворной затеи. Он должен быть публичным и общенародным, в нем просвещенные и важные господа должны являться желанными, но не единственными зрителями и ценителями. К такому театру должны быть привлечены все живые, все просвещенные силы страны и привлечены не насильно, не приказами или указами, а по доброму их желанию и сознанию пользы отечества. Доброхотность и общая польза должны быть навечно положены в основание российского театра…»