Личности в истории

Коллектив авторов

Она избегала описания кровавых подробностей. В отличие от современных авторов, у которых акцент делается, как правило, на эффектные сцены насилия, на «экшн», ее романы внешне почти статичны, но напряженное «внутреннее» действие не отпускает читателя до конца.

Начинала она с произведений, действие которых развивается буквально за столом – герои делятся разными запутанными историями, а блестяще распутывает их все… старая дева, не вылезающая из своей деревни. В мисс Марпл есть нечто от самой Агаты – непреодолимое, почти брезгливое отвращение к преступлению. А от бабушки писательницы – здоровый жизненный цинизм: «Мисс Марпл не назовешь недоброй, просто она не доверяет людям.

И хоть ждет от них худшего, бывает добра, независимо от того, что они собой представляют». «Невиновный должен быть защищен; он должен иметь возможность жить в мире и согласии с окружающими. Меня пугает то, что никому, кажется, нет дела до невиновных».

Однажды Агату Кристи чуть не линчевали критики и читатели: она бессовестным образом надула их, поправ все законы жанра! Просто в одном из романов она сделала преступником… рассказчика! На всякий случай не буду называть название романа – чтобы было интереснее читать.

А пьеса «Мышеловка» стала культовым произведением для Англии и настоящим рекордсменом: она идет на сценах лондонских театров уже 60 с лишним лет, при этом посмотревших просят не разглашать содержание. И они держатся! (Правда, с появлением Интернета все традиции нарушены.)

В официальных анкетах в графе «род занятий» Агата Мэллоун всегда писала: «Замужняя дама». Да, она писала, но все же не считала, что к этому сводится вся ее жизнь, и не считала себя «настоящей писательницей».

Свою автобиографию она закончила так: «Ребенок, вставая из-за стола, говорит: «Спасибо тебе, Господи, за хороший обед». Что сказать мне в свои семьдесят пять? Спасибо тебе, Господи, за мою хорошую жизнь и за всю ту любовь, которая была мне дарована».

Чудак Толлерс

Татьяна Федотова

Скромный профессор, добропорядочный католик, крупный ученый-лингвист, заботливый отец, любящий супруг… Что еще? Почетный член мужских клубов, любитель трубки и регби, страстный спорщик, интеллектуал и балагур, временами остро ощущавший одиночество… Он вел самую обыкновенную жизнь самого обыкновенного университетского дона.

А когда на улицы Оксфорда опускалась ночь, засыпали домашние и все заботы наконец-то можно было оставить до утра, он затачивал перо, брал лист старой студенческой работы – и терялся где-то на запутанных дорогах Средиземья.

Знакомьтесь: Толлерс, то есть Джон Р. Р. Толкиен.

ЧК, БО и др.

Когда в 1911 году Кристофер Уайзмен, старший ученик школы короля Эдуарда (Бирмингем, Англия) и редактор «Школьной хроники» составлял список всех отличившихся учеников, напротив трех имен – Роберта К. Джилсона, Джона Р. Толкиена и своего собственного он написал: «ЧК, БО и др.». Школа терялась в догадках: никто и предположить не мог, что это сокращенные «Чайный клуб» и «Барровианское общество», два названия одного неофициального клуба, который объединил четверых самых необычных личностей Англии – так, по крайней мере, думали сами эти личности (четвертым в ЧКБО стал Джеффри Б. Смит, или Д.Б.С., тоже воспитанник школы короля Эдуарда). Они были совсем юны, полны грандиозных планов, а еще любили гонять чаи, спорить обо всем на свете и решили во что бы то ни стало проникнуть в суть старинных легенд, изучая древние языки.

Джон Р. Толкиен

…Последний раз вместе повзрослевшая четверка собралась на Рождество 1914 года, в гостях у Кристофа. Тогда

Англия уже участвовала в первой мировой войне, и тревожные мысли о будущем не давали покоя. Однако те праздничные дни друзья провели как раньше – сидели у печки, курили трубки, читали, спорили и, конечно же, пили чай. Тогда они впервые смутно ощутили, что рождены для чего-то великого. Джон, например, решил стать поэтом…

Судьба бросила их в самую гущу войны. Первым из «бессмертной четверки» погиб Роб. Через некоторое время в госпитале скончался всеобщий любимец Д.Б.С., незадолго до этого написавший Толкиену: «Дай тебе бог, Рональд, сказать все и за меня тоже, хоть когда-нибудь, когда меня уже давно не будет на свете».

Слова погибшего друга, прозвучавшие как призыв и благословение, глубоко взволновали Джона. В небольшом магазинчике он купил дешевый блокнот и на его обложке вывел: «Книга утраченных сказаний». Так началась работа над записью свода героических легенд и мифов, веселых сказок и романтических песен, которые он посвятил Англии, своей стране и ЧКБО.

Волшебный мир Сэйрхоула

Вообще-то решение создать свою мифологию не упало как снег на голову.

Тоненький росток «древа Средиземья» появился, когда пятилетний Джон вместе с братом Хилари, которому было и того меньше, целые дни проводили в дальних странствиях (по ближайшим лесам) и крестовых походах. Волшебство им чудилось за каждым кустом, а окрестности мирной деревушки Сэйрхоул (где братья жили вместе с матерью) были густо заселены добрыми и злыми чародеями. Соседа-мельника и его сына мальчики прозвали Черным и Белым людоедами – за «счастливый» характер. И, конечно же, именно на их участке росли самые вкусные грибы! Иногда Джон и Хилари ходили собирать ежевику в живописную лощину, которую окрестили «Долом», и по дороге туда, естественно, приходилось преодолевать немало опасностей! Все эти «типичные английские» пейзажи, события и персонажи, поражавшие детское воображение Джона, через много лет нашли достойное место в мире Средиземья…

Даже читать надписи на вагонах с углем, шедших в Уэльс, было весьма занимательно! Слова были самые прозаические – но Рональда это не смущало: его чем-то притягивал неизвестный ему древний, но живой язык. Став взрослее, Джон принялся учить иностранные языки, и уже к 16 годам отлично знал греческий, латынь, французский и немецкий. Но настоящим открытием стали для него древние языки: англосаксонский, староготский, кельтский, ирландский, финский и особенно валлийский.

Он любил, продираясь сквозь дебри старых слов, отыскивать сокровища. В нем жил поэт, которому всегда было мало сухой истории, какую изучает лингвистика, – ему хотелось чувствовать пульс языка. В звучании древних слов он слышал что-то более глубокое, представлял прекрасные лица суровых и сильных людей, о которых говорили легенды…

«Мое безумное хобби»

Дальше – больше: Джон принялся придумывать свой язык. Эта увлекательная игра занимала у него немало времени. Он выдумывал не просто слова, а настоящую систему, со своей логикой, строгими законами, и даже создал «более древний» язык-основу.

У Рональда было два собственных, как он говорил, «дурацких» языка: квенья – высокое эльфийское наречие и сандарин – разговорный эльфийский. И даже рунический алфавит собственного изобретения, на котором он потом составлял эльфийские надписи в своих книгах. А во время работы над «Властелином колец» Толкиен придумал еще несколько языков. И на каждом из них можно было говорить и писать стихи, чем, собственно говоря, профессор и занимался в свободное время.