Личные дела
Шрифт:
Ее муж не вписывался ни в одну из этих картин.
– Почему ты со мной не ешь, мам? – спросила Майя. Они вместе сидели за кухонным столом.
– Я попозже поем, с папой.
Майя удивленно прищурилась и смерила взглядом мамино лицо, словно взрослая. Мишти замечала, что ее дочь во многом была взрослой не по годам.
– Когда он вернется?
– Думаю, примерно через час.
– Почитаешь мне сказку на ночь?
– Конечно, я же все равно буду укладывать тебя спать, не переживай.
После ужина Мишти помогла дочери принять душ. Они болтали о ее подружках, пока Майя чистила зубы и переодевалась
Спустившись, она увидела, как муж кладет ноутбук на кухонный стол. Глаза Парта припухли и устали, и он даже не поднял взгляда, когда Мишти вошла.
– Что на ужин? – спросил он, увидев кастрюли, стоявшие на плите, и, видимо, уловив знакомый аромат смеси специй.
– Это секрет. Я поужинаю вместе с тобой.
– А где Майя?
– В постели, спит.
– Значит, ты с ней сегодня не ужинала?
– Нет, мне захотелось дождаться тебя.
Рис в пароварке был обжигающе горячим. Мишти сняла крышку, и оттуда вырвался пар, намочив ей щеки и заставив расплыться в улыбке.
Парт стучал по клавиатуре, не сводя глаз с экрана, пока Мишти ставила тарелки на стол.
– Скажи, как тебе. Давай поедим, пока все горячее. – Он наконец оторвал взгляд от дисплея и взглянул на еду. – Я знаю, как ты любишь коша мангшо [16] . Не уверена, что правильно нарезала баранину, но это рецепт твоей мамы. Она еще давно, когда мы с тобой только поженились, научила меня его готовить.
16
Индийское блюдо.
Парт уставился на горку карри, лежавшую в большой фарфоровой миске. Кусочки тушеной баранины были такими мягкими, что таяли в подливке, словно сливочное масло. В другой мисочке был рис басмати, идеально рассыпчатый, ароматный и плотный. В проволочной корзинке с бумажным полотенцем на дне высилась кучка луковых пакор. Мишти потратила несколько часов на готовку. Ей хотелось посидеть и поговорить с Партом, как они порой делали, когда только переехали в этот дом. Это были ее единственные приятные воспоминания о муже: тогда у нее еще была какая-то надежда.
Мишти все еще испытывала чувство вины из-за того, что позвонила Нилу. Все эти годы она винила Парта за то, что он не был Нилом. Сейчас у них был шанс начать все сначала, и его мама всегда знала, что ему было нужно, так что Мишти последовала ее совету.
– Не хочешь сесть? – настойчиво попросила она мужа. Парт продолжил стоять, уставившись на еду.
– Что происходит, Мишти?
– Ты о чем?
– Ну, зачем ты это делаешь?
– Зачем?
– Да, чего ты от меня хочешь? – Парт подошел к еде и наклонился, чтобы хорошенько ее понюхать, а потом сделал шаг назад и раскинул руки в стороны. – Что с тобой такое происходит в последнее время? Все эти годы ты ничего подобного не делала, а тут ни с того ни с сего хочешь поехать в Индию и готовишь всю эту еду.
– Мне просто хотелось сделать что-нибудь особенное.
– И все, Мишти? Это правда все? Не хочешь признать, что это на самом деле? Что это попытка убедить меня поехать в Индию?
– Как это связано?
– Ты пытаешься напомнить мне о доме. Приготовила еду по одному из маминых рецептов. Одно из моих любимых блюд. Как, по-твоему, я должен себя чувствовать?
– Порадоваться?
– Я не собираюсь поддаваться на твои уловки, – проворчал он.
– Я не пытаюсь тебя обмануть. Просто хотела разделить с тобой вкусный бенгальский ужин. Мы так долго этого не делали.
– Мы никогда этого не делали. – Мишти с трудом удавалось поймать его взгляд. В его глазах нельзя было прочитать ничего, кроме презрения. – Ты ведь могла приготовить что угодно. Что тебя заставило выбрать сегодня именно этот рецепт? Зачем ты меня изводишь?
– Это не так! Парт, почему мы ссоримся? Я просто хотела, чтобы ты насладился едой. Хотела, чтобы мы посидели вместе и поговорили!
– Ага! – щелкнул он пальцами, словно Архимед в ванне. – Ты хочешь поговорить. Я знал. О чем же? Дай-ка угадаю. Хочешь, чтобы мы потратили несколько тысяч евро на билеты в Индию.
– Я не хочу лететь в Индию, – ответила Мишти. – И не хочу, чтобы ты покупал билеты. Можем вообще туда не возвращаться. Никогда. – Ее глаза наполнили удушающие слезы, и она впилась ногтями в ладони.
Парт покачал головой. Он явно отточил этот жест за годы работы преподавателем. Мишти могла себе представить, как он качает головой после того, как какая-нибудь юная студентка поднимает руку и задает глупый вопрос.
– Мне там жутко не нравится. И никогда не нравилось. Шум, загрязнение, ограниченность и сплетни, осуждение. Кто-то постоянно тебя подслушивает. В Калькутте у меня начинается клаустрофобия. Когда я там, хочется волосы на голове рвать и ругаться на маму и папу за то, как они мной хвалятся.
Мишти впервые слышала, как у Парта задрожал голос. Ей было его жаль.
– Ты мне никогда этого не рассказывал, Парт. Я не знала, что Калькутта вызывает у тебя такие эмоции.
– Неважно.
– Тебе не надо туда возвращаться.
– Ты тоже туда не поедешь. И уж точно не повезешь туда мою дочь. – Момент был упущен. Мишти открыла рот, чтобы что-то сказать, но Парт ее перебил: – Что бы ты ни пыталась тут делать, это не сработает. Да и вообще, я сегодня не голоден. Пойду приму душ. А ты посиди и насладись в тишине маминым коша мангашо.
Мишти хотела его остановить, но ей нечего было сказать. Она осознавала, что вероятность того, что Парт еще больше раскроет ей душу, ничтожно мала, ведь он был убежден, что у нее были тайные цели.
Она села за стол и дождалась, пока шаги Парта утихнут на лестнице. Затем она потянулась к его смартфону. Парт оставил его возле ноутбука. В гневе он забыл его забрать, и Мишти закрыла за ним кухонную дверь.
Пароль на его телефоне совпадал с пин-кодом банковской карты, которой Мишти пользовалась, чтобы делать покупки. Она стояла, прижавшись спиной к двери, и торопливо листала его сообщения. Их было подозрительно мало. Кажется, он намеренно держал входящие пустыми. Парт был не слишком активен в соцсетях. В них тоже почти не было сообщений. Чем дольше Мишти их читала, тем большее разочарование испытывала. Ей хотелось что-то обнаружить, чтобы не чувствовать себя настолько сумасшедшей.