Личные враги
Шрифт:
При свете дня эти выводы могли показаться смехотворными. Какая нелепость — думать, будто кровные родичи лишили ее своего доверия!
Однако стоило Лорен ступить в вечный полумрак замковых коридоров, и она уже не сомневалась, она явственно, кожей ощущала их недоверие.
Если б только они знали, если б только могли догадаться о том, что на самом деле произошло между нею и Арионом. Лорен горячо молилась богу, чтобы ее тайна никогда не была раскрыта.
Она спросила, что делает Квинн, и узнала, что он чувствует себя лучше и сейчас отдыхает.
Многие сородичи поглядывали на ее
— Во что это ты вырядилась, Лорен? Не пристало так выглядеть дочери Макрая.
— Это платье ей пришлось надеть в дорогу, — заступилась Ханна, предостерегающе положив руку на локоть Лорен. — Мы сейчас пойдем в ее комнату, и она переоденется.
Собственная комната показалась Лорен желанной тихой пристанью — ни толпы, ни перешептываний, ни любопытных взглядов, только Ханна деловито раскладывала на кровати одно из платьев Лорен и квадрат лилово-сине-изумрудной ткани — тартан Макраев.
— Ты бы лучше переоделась, — мягко напомнила она, видя, что ее младшая подруга не спешит этим заняться.
— Сейчас, — коротко ответила Лорен… и не двинулась с места.
— Я тебе помогу.
С этими словами Ханна подошла к ней и принялась распускать шнуровку янтарно-золотого платья. Лорен покорно стояла, опустив руки и безмолвно глядя, как бесформенными складками ложится на пол подаренный Арионом наряд. Она поежилась от холода, переминаясь на каменном полу. Ханна проворно облачила ее в тунику и тартан — славный, добротный, обыденный, истинно шотландский наряд, какой Лорен носила с самого детства и будет теперь носить до самой смерти. На плече ее красовалась фибула в виде рябиновой ветви.
Сапфирно-золотой наряд беглой королевы валялся, смятый, у ног Лорен. Ханна опустилась на колени, принялась складывать платье.
— Не надо, — остановила ее Лорен. — Я сама. Ты, наверное, устала. Ступай отдохни.
— Ты и вправду так хочешь?
— О да, — кивнула Лорен. — Увидимся за ужином, хорошо?
— Как пожелаешь. — Ханна обняла девушку, погладила ее по щеке и улыбнулась: — До чего же славно вернуться домой, верно?
— О да, — повторила Лорен, и Ханна наконец-то ушла.
Девушка постояла, глядя на прильнувший к ее ногам чужеземный наряд — даже сейчас, измятый и жалкий, он радовал глаз своим блеском и пышностью. Лорен заперла дверь на засов и привычно потянулась к кинжалу, который всегда носила у пояса. Рука наткнулась на пустоту: кинжал навеки сгинул в бездне вместе с убитым ею викингом. Ну и ладно.
В шкатулке с драгоценностями Лорен хранился другой, очень похожий на прежний, только поуже, с потускневшим от времени лезвием. Кинжал ее матери. Лорен извлекла его на свет, придирчиво осмотрела лезвие — вполне острое.
Сев на постели, она положила к себе на колени тяжелый хрусткий подол янтарного платья и, перевернув его наизнанку, осмотрела стежки.
Отыскав подходящее место, Лорен взяла кинжал. Остро наточенное лезвие почти без труда вошло в плотную ткань.
В руках Лорен блестел драгоценный трофей — узенькая полоска янтарно-золотой ткани. Крохотной прорехи на изнанке платья никто и не заметит. Лорен туго скатала добычу и сунула в шкатулку, упрятав под фибулу со знаком клана Макрай.
Нет, не годится. Краешек золотой ткани все же торчал из-под фибулы. Острием кинжала Лорен прорезала едва заметное отверстие в ткани, которой была обита изнутри шкатулка, и протолкнула туда золотой лоскут, тщательно разгладив это место, чтобы и следа не осталось.
Закрыв шкатулку, она сунула кинжал на привычное место — в кожаные ножны у пояса.
Шкатулку Лорен возьмет с собой, уезжая на материк, к новой жизни в клане Мердок. И будет всегда хранить при себе, складывая туда самое ценное — обручальное кольцо, фибулу в виде рябиновой ветки, все те безделушки, которые пожелает подарить ей будущий супруг.
И одна только Лорен будет знать тайну шкатулки. Только ей будет принадлежать украденный лоскуток от платья английской королевы. И только она будет помнить, как всего один день в своей жизни побыла королевой — для английского рыцаря, который пробудил ее сердце, а затем сжег его дотла. Этот день она сохранит в памяти до самой своей смерти.
Лорен стоически выдержала общий ужин. Теперь у нее уже не вызывало сомнений, что сотрапезники отнеслись к ней чуточку сердечней, увидев, что она опять одета, как надлежит порядочной шотландской девушке.
Она села на свое обычное место за главным столом и, увидев пустое кресло отца, с удивлением поняла, что испытывает только щемящую грусть. Не так уж долго не было ее в Кейре, а мучительная боль от потери, оказывается, уже поблекла.
Не иначе как граф Морган ухитрился наложить на нее какие-то чары, чтобы облегчить ее страдания. С того дня, когда Лорен выплакалась на его плече, жгучий гнев и боль, порожденные смертью отца, отчего-то выцвели, рассеялись — осталась только светлая, неизбывная печаль.
То был прощальный дар ее врага, неожиданный и поразительный дар. Когда Арион обнял ее, содрогавшуюся от рыданий, Лорен испытала невыразимое облегчение — словно тяжкий камень горя, который она до тех пор несла на своих плечах, рассыпался в пыль. Она и представить себе не могла, что такое возможно, — и однако же оказалось, что возможно. Лучшее тому доказательство то, что сейчас она сидит рядом с опустевшим креслом лэрда и почти не чувствует прежней, мучительной и острой боли.
Все же безмерная усталость брала свое. Сородичи, как видно, заметили, что Лорен держится из последних сил, — все как один были с ней преувеличенно добры и вежливы. Она съела лишь пару ломтиков жареной рыбы и хлеба, а потом вернулась в свою комнату, где царил привычный уютный сумрак и в ночной темноте плыли за окном призрачно-бледные облака.
Лорен уснула сразу и спала крепко, без сновидений.
Настало утро, и стылый воздух пахнул близкой зимой. Однако когда Лорен выглянула в окно, над островом клубились все те же низкие тучи.
Сейчас соберется совет. Она ни в коем случае не должна его пропустить. Быть может, ей удастся убедить старейшин в неправоте Родрика. Быть может, ей снова удастся доказать, что Морганы — сильные союзники и с ними следует дружить. Победить застарелую ненависть своих сородичей к англичанам — разве может она сделать лучший подарок Ариону перед тем, как навсегда покинет остров?