Личный досмотр. Последний бизнес
Шрифт:
Афанасий Макарович стоял тут же. Лицо его и голый череп были апоплексически красными, зубы ощерились, и весь он казался каким-то разъяренным зверьком.
— Я сейчас приду, — сказал Засохо и, брезгливо взглянув на Евгения Ивановича, добавил: — Как бы… не того.
Афанасий Макарович оскалился в улыбке.
— Не бойся, родненький. Живучий. Приведем в себя, и он напишет. Все, что надо будет, напишет, — он повернулся к одному из бандитов) — Ленечка, поставь чайник. Кипяточек понадобится.
Засохо вышел на лестничную площадку. Его бил озноб и слегка мутило.
У подъезда он увидел закутанную в платок старуху возле детской коляски. Засохо огляделся, не зная, что предпринять. Он подумал, что Павел мог выбраться из квартиры только через балкон, и, запрокинув вверх голову, попытался найти этот балкон.
Старуха сначала молча следила за ним, потом словоохотливо сообщила:
— Вот оттеда и часу нет, как сверзился один. Воровством, видать, занимался. Ну, господь и наказал.
— Как же это случилось, бабушка? — быстро спросил Засохо.
— А вот так и случилось. На глазах моих упал, ну и все. «Скорая» прибрала.
Засохо, бледнея, с надеждой спросил:
— Но жив-то он остался?
— Куда там, — махнула рукой старуха.
Шатаясь, Засохо возвратился в квартиру.
Там в это время разыгрывалась дикая сцена. У стола, покачиваясь, сидел весь мокрый, в разорванной рубахе, избитый Евгений Иванович. Сбоку его поддерживал один из бандитов. Другой держал над его головой чайник с кипятком. На столе перед Евгением Ивановичем лежала бумага.
— Пиши дальше, сволочь! — визжал Афанасий Макарович. — Лично комиссару Мишину преподнесем, если не уплатишь!
Увидев входящего Засохо, он крикнул ему:
— Порядочек, родненький! Три дела описал. За них уже вышка обеспечена. Четвертое…
Но тут Евгений Иванович вдруг замотал головой и, шамкая разбитым ртом, проговорил:
— Все… Ничего… больше…
— Ленечка, а ну! — крикнул Афанасий Макарович.
Дикий вой оглушил на секунду Засохо. Пошатываясь, он вышел из комнаты и долго сидел в темной кухне, забыв зажечь свет и болезненно прислушиваясь к стонам, доносившимся из комнаты.
Потом появился Афанасий Макарович. Он зажег свет и хвастливо сообщил:
— Все. Готова исповедь. Но денежки за нее не дает. Мычит, сволочь, кровью исходит, а не дает, — он озабоченно посмотрел на Засохо. — Кончать его надо. Все равно уж. Ночи дождемся и… увезем подальше. Как думаешь?
Засохо вдруг засуетился, встал и, нервно протирая платком очки, сказал:
— Да, да, Афоня. Раз так, то… конечно. Оно, пожалуй, и вернее. А машину я достану.
Приятели понимающе улыбнулись друг другу. Оба почувствовали несказанное облегчение. Итак, не будет больше Евгения Ивановича, страшного человека, который так цепко держал их обоих за горло, давно, оказывается, держал. Может, и в самом деле так лучше, чем содрать с него деньги? Конечно, лучше! Деньги они заработают и без него.
Не сговариваясь, они опустились на стулья и закурили. Афанасий Макарович, тяжело отдуваясь, проговорила
— Фу! Прямо гора с плеч, родненький! Ловко мы, однако, а, кура тебя забери!
Артур Филиппович, продолжая
…Поздно ночью ворвавшись домой, Засохо крикнул перепуганной жене:
— Быстро! Чемодан! Уезжаю!
— Куда? — всплеснула руками Софья Андреевна.
— К черту!..
ГЛАВА 7
ЛИЧНЫЙ ДОСМОТР ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Наутро Ржавин, придя в управление, сказал сотруднику, который по могал ему в «московских делах»:
— Нет, ты только подумай. Пропал Евгений Иванович. Пропал Засохо. И тот дом мы вчера так и не нашли. Они же, как близнецы, дома на той улице! Даже работники «Скорой» запутались.
— Ну, ты, во-первых, не очень-то плачь. И без этих двоих ты нас вывел на такое дело и столько связей обнаружил, что памятник тебе уже обеспечен. Во-вторых, ты с какого этажа спланировал?
— С третьего. Падать тоже надо уметь. Но что теперь будем делать, а?
— Искать этих двоих. Чего же еще?
Искать! Как будто Ржавин не искал. Вчера по его просьбе сотрудники Московского уголовного розыска обзвонили все больницы, поликлиники, все вокзалы и райотделы милиции, даже морги. Все было безрезультатно. Два человека будто канули в прорубь. «Что-то случилось, — говорил себе в волнении Ржавин, — что-то случилось».
Он попросил суточную сводку происшествий по Москве и стал придирчиво ее изучать. Никто из тех двух не упоминался в сводке, никто из них не был жертвой преступления или несчастного случая. Но зато Ржавин обратил внимание, что в сводке упоминалась улица, куда таксист возил его и Засохо. Он с особым вниманием перечитал то, что относилось к этой улице. Там около одного дома ночью нашли человека, раненого и ограбленного. Грабителей спугнул водитель такси. Они бросили свою жертву и скрылись на машине. У раненого нет при себе документов, и личность пока не установлена. И это на той самой улице!
Чутье подсказало Ржавину, что надо обязательно взглянуть на этого человека. Он поехал в больницу.
Как только Ржавин увидел пострадавшего — его худое лицо с черными сросшимися бровями, светлые щелки-глаза, — он сразу узнал Евгения Ивановича, хотя до этого видел его один только раз.
Пострадавший уже пришел в себя, даже поел и дал первые показания следователю районного отделения милиции. Их Ржавин прочел, заехав по дороге в это отделение. По словам Евгения Ивановича, неизвестные ему люди напали на него в тот вечер, затащили куда-то, ограбили и избили.
— Здравствуйте, Евгений Иванович, — сказал Ржавин, подходя к постели.
Больной пристально посмотрел на него и глухо, почти не открывая рта, ответил:
— Я вас не знаю.
Потом он еще раз, уже с интересом, посмотрел на Ржавина и медленно произнес:
— Впрочем… Где-то я вас видел.
— Возможно.
— Где же? Ржавин усмехнулся.
— Мы однажды ели в одной закусочной, на Арбате.
Евгений Иванович метнул на него короткий, острый взгляд из-под лохматых бровей и сдержанно спросил: