Личный досмотр. Последний бизнес
Шрифт:
— Только и остается. Зубов уж нет, кусать не могу, — и с досадой закончила: — а Надька вот задумывается, стерва.
Засохо подумал об Огородниковой. Неужели она стала «задумываться»? Все идет вверх дном, все надо бросать. Забиться куда-то, выждать. Деньги есть. Ну, а потом… потом обстановка подскажет, где вынырнуть. Во всяком случае, «задумываться» он не собирается, не на такого напали. Пусть перевоспитывают мальчиков и девочек, а его поздно. И он злобно подумал: «Страна… Деньги есть — скрывай, голова на плечах есть —
— Вот что, — сказал после завтрака Засохо. — За билетиком надо сходить.
— Неужто уезжать надумал?
— Именно. Но скоро вернусь, — на всякий случай добавил он.
Когда Клепикова ушла, Засохо долго ходил по квартире, тяжело сутулясь, заложив руки за спину и шлепая спадавшими с ног старыми туфлями. Иногда он подходил к окну и, стараясь быть незамеченным, смотрел на улицу.
В каждом прохожем Засохо искал теперь врага и заранее ненавидел его. Кто бы ни шел по улице — мужчины или женщины, старые или молодые, все сейчас казались ему врагами, и он, прищурясь, внимательно наблюдал за каждым их движением, за каждым взглядом.
Потом вернулась с билетом Клепикова, и Засохо стал подробно расспрашивать ее, кого она встретила возле дома, на улице и на вокзале. Клепикова отвечала односложно. Она тоже была встревожена.
День тянулся изматывающе долго. Наконец сумерки сгустились, зажглись уличные фонари. Но это было еще только начало вечера, до поезда оставалась уйма времени, часа четыре. А Засохо решил появиться на вокзале за полминуты до отхода поезда, не раньше.
Внезапно в передней позвонили.
Засохо стремглав выскочил из своей комнаты, сорвал с вешалки пальто, шапку и устремился к задней двери, около кухни.
— Теперь открывайте, — шепнул он оттуда Клепиковой, прижимаясь к стене и нащупывая в кармане пистолет. «В случае чего выстрелю! — в смятении подумал Засохо. — Но не дамся! Пусть только попробуют! Выстрелю!»
Старуха между тем зажгла тусклую лампочку в коридоре и, подойдя к двери, громко осведомилась:
— Кого надо?
— Вас, Полина Борисовна, — раздался чей-то молодой голос из-за двери. — Это Сережа. Трубы проверить надо. У Сапожниковых течет.
Сережа был слесарь домоуправления, Клепикова его хорошо знала. Тем не менее она, не снимая цепочки, приоткрыла дверь и, убедившись, что перед ней действительно Сережа, проворчала:
— Ну, сейчас, сейчас. Нашел время…
Весело посвистывая, Сережа, щуплый паренек лет девятнадцати, в измазанном полушубке, осмотрел батареи в большой комнате, потом перешел в маленькую. Полина Борисовна неотступно следовала за ним. Войдя в маленькую комнату, она сразу же увидела саквояж Засохо, стоявший у постели. От испуга Полина Борисовна почувствовала на миг дурноту и оперлась рукой о стол. Но она тут же пришла в себя и ворчливо сказала:
— Вон там,
Она заставила Сережу протиснуться между окном и столом и, пока он там копался, ногой далеко задвинула саквояж под кровать.
Вскоре Сережа ушел.
Однако не успел Засохо выбраться из своего угла, как в передней снова позвонили.
На этот раз оказалось, что пришел управдом. В знакомом его голосе Клепиковой послышались какие-то необычные, напряженные нотки. Но разбираться было некогда, и она открыла дверь.
В прихожую быстро вошел, оттесняя низенького управдома, высокий, худой парень в кожаном пальто и сухо спросил:
— Где ваш жилец? Поговорить надо.
— Какой еще жилец? — громко переспросила Клепикова.
Парень усмехнулся.
— Вы, мамаша, можете не кричать. Он и так нас слышит. Скворцов! — позвал он, не оглядываясь.
Клепикова услышала, как в дальнем конце квартиры раздался легкий шум. «Дверь открывает», — догадалась она и, чтобы протянуть время, сказала:
— Верно, был у меня жилец. Только съехал. А недавно…
— А ну, тихо, — вдруг остановил ее парень и прислушался. Потом крикнул своему помощнику: — Там он, Толик! Быстро!
Оттолкнув Клепикову, он сам первым бросился по коридору к кухне.
И тут вдруг грохнул выстрел. Пуля с визгом чиркнула где-то под потолком. Клепикова слабо взвизгнула, побледнел и прижался к стене управдом.
В конце темного коридора грохнул еще один выстрел, потом еще… Стукнула дверь, затрещала лестница под какой-то стремительной тяжестью. Потом, уже глухо, трахнул еще один выстрел; кто-то крикнул: «Стой!.. Стой, сволочь!..» И в квартире воцарилась тишина.
Клепикова и управдом испуганно переглянулись.
Управдом сказал:
— Ну, знаете ли, гражданка Клепикова… Это мы так не оставим… Общественность, знаете ли…
Между тем во дворе, около сараев, Ржавин, прижимая ладонь к виску, возбужденно говорил двум сотрудникам:
— Ну, как он ушел, я спрашиваю? Ведь кругом сараи.
— Здесь вот щель, — виновато ответил один из сотрудников. — В другой двор ведет.
— Щель?! Да как же ты днем смотрел?.. О черт!..
Последнее восклицание относилось к ране, которую Ржавин прижимал ладонью. Пуля содрала кожу на виске, и кровь текла ручьем, Ржавин уже не мог с ней справиться.
— Ладно, — сказал он досадливо. — Далеко этот гад все равно не уйдет. Первым делом надо закрыть выходы из города. Особенно вокзал. Давай в машину.
…А Засохо чуть не бежал по темному переулку, пробираясь к вокзалу. В каком-то дворе он выбросил в помойку пистолет. Теперь для Засохо главное было — выскочить из города как угодно, на любом поезде. Именно на поезде, смешавшись с сотнями пассажиров. Это безопаснее всего. А потом он сойдет на первой же станции. Только бы выбраться из города, пока не поднялась тревога.