Личный досмотр. Последний бизнес
Шрифт:
Все прошли галерею над досмотровым залом и, спустившись по лестнице, набились в маленькую комнату дежурного. Тут обмен мнениями продолжался уже свободнее.
— Вы, как всегда, горячитесь, Дубинин, — недовольным тоном сказал Шалымов. — Мнение коллектива — это, конечно, серьезно. Но…
— Его даже в партбюро не выбрали! — выпалил Валька. — Это что, по-вашему?
— Вот я и говорю, — морщась, продолжал Шалымов. — Это серьезно. Но кто вам сказал, что все уже решено?
—
— В таком случае давайте поговорим с Логиновым.
С его предложением согласились все и тут же решили, что к секретарю горкома пойдут Шалымов, Тоня Струмилина и Дубинин.
Валька после этого еще что-то продолжал доказывать Тоне, рядом Андрей спорил с профоргом Сеней Марковым.
— Почему мало внимания, почему? — взволнованно спрашивал Сеня. — Ты знаешь, какой сейчас месяц? А мы ему цветы отвезли! И вообще…
Между тем Шалымов позвонил в горком.
— Пусть нас запишут на прием хотя бы на завтра! — крикнул ему из своего угла Валька.
Но через минуту, несмотря на шум и гам, царивший в дежурной комнате, все вдруг услышали непривычно взволнованный голос Шалымова:
— Нам же его в начальники прочат! А вы сами знаете, что это за человек! Это будет неправильное решение, Леонид Владимирович!
И сразу смолк шум: Шалымов говорил с Логиновым.
— Неправильное, — повторил Шалымов и вдруг неожиданно для всех усмехнулся. — Вот это другое дело, Леонид Владимирович! А басню эту я помню! Тут мы все согласны!
И он снова усмехнулся.
— Дело будет, — удовлетворенно констатировал Валька.
— Завтра, товарищи, идем в горком, — строго сказал Шалымов, положив трубку.
…А в это время Филин, расхаживая по кабинету, самодовольно говорил Буланому:
— Вот вам еще одно доказательство, Семен, что принципиальность и понимание момента дают всегда нужные плоды. Да, я написал рапорт в Москву. Вы, наверное, об этом слышали?
— Очень… очень мало, Михаил Григорьевич. Так, знаете, краем уха, — замявшись, ответил Буланый.
Филин подметил его смущение и снисходительно усмехнулся.
— Краем уха, говорите? Допустим. Так вот, это был принципиальный и, надо сказать, смелый документ. Сейчас я не боюсь это говорить. Вы понимаете? — Конечно, Михаил Григорьевич.
— Итак, Семен, — продолжал Филин, который упивался своей победой и чувствовал потребность высказаться, — через месяц вы получите старшего инспектора и будете начальником смены. Вчерашний ваш успех подоспел очень ко времени. Поздравляю.
— Спасибо, Михаил Григорьевич. За все спасибо.
— Уверен,
— В своем репертуаре, — кисло усмехнулся Буланый. — Меня, например, он просто игнорирует.
— Ах, так? Ну, не долго, не долго.
— Если бы…
— Это я вам говорю, — многозначительно поднял палец Филин. — Он будет в вашей смене. Но все же мой вам совет: как-нибудь замажьте ссору. Лишние враги ни к чему.
Филин, наконец, отпустил Буланого, пригласив его вечером на чай.
— Мария Адольфовна вам всегда рада.
В тот день таможню лихорадило. Люди работали неохотно, раздраженно, и лишь профессиональная привычка заставляла их с обычным вниманием оформлять багаж пассажиров, спокойно разговаривать с ними, объяснять, давать советы, наконец строго, но вежливо запрещать что-то. Но не было в их работе той особой чуткости и наблюдательности, которые только и придавали ей подлинно творческий характер.
Веселым в этом день был, пожалуй, только Буланый. Столкнувшись с Андреем, он самым дружелюбным тоном спросил:
— А ты не находишь, что худой мир лучше доброй ссоры?
— Не нахожу.
«Теперь он мне завидует», — усмехнулся про себя Буланый.
— Что ж, пожалеешь.
— Ну, ну, — покачал головой Андрей. — Зачем меня пугать? И вообще тебе не мешало бы подумать, Семен, как жить без подлости. Это очень плохо кончается в наше время.
Буланый метнул на него косой взгляд, но промолчал.
Они столкнулись после конца работы у выхода из вокзала. Андрей поджидал Вальку Дубинина, чтобы вместе идти к Жгутиным.
Дверь им открыла Светлана. Она была в брюках и домашней кофточке навыпуск.
— Папа опять лежит, — грустно сказала она. — Опять с ним… В общем заходите.
Валька прошел вперед, а Андрей, задержавшись, взял девушку за руку.
— Ты что, Светка, а? Она опустила голову.
— Папу жалко…
— У тебя отец, которым гордится вся таможня, — строго и медленно сказал Андрей. — Его не надо жалеть. Его надо беречь.
Светлана подняла голову. Губы ее дрожали.
— Я знаю, Андрюша. Я же… все знаю.
Андрей, чувствуя, как грудь его переполняется нежностью к этой девушке, осторожно и ласково провел рукой по ее голове.
— Кто знает, Светка, все? И я не знаю. И ты не знаешь. Никто. А вот верить… Давай верить, а? Светлана слабо улыбнулась.
— Во что?..
— В самое-самое лучшее..
— Давай…
…Поздно вечером, когда Мария Адольфовна, зевая, улеглась в постель, Филин вызвал Москву.