Личный оборотень королевы
Шрифт:
Единственное объяснение, которое я могла найти, это что они опасались запачкать кровью роскошный экипаж, который потом, перегнав в другую губернию, могли задорого продать.
Конечно, все, что пришло мне в голову, я пересказала господину Чужанину. Что скрывать, я пользовалась любым удобным случаем поговорить с ним приватно и произвести на него самое лучшее впечатление. Понимаю, мечты мои о нем были мечтами глупенькой девочки, но они были столь отрадны и приносили мне такое счастье, что я не могла от них отказаться.
– Вы очень умны и наблюдательны, – сказал Иван Сергеевич, глядя на меня, по обыкновению, приветливо и даже ласково, – но не думайте, что эти же мысли не приходили и мне в голову. Более того,
Конечно, я из вежливости согласилась со своим хозяином, однако решила повнимательней присмотреться к слугам и к окрестным помещикам. Мне казалось – нет, я была совершенно убеждена! – что здесь, кроме пособника-доносчика, замешан кто-то еще. В деле был виден чей-то острый, хитрый ум и изощренное воображение. На такое простые крестьяне, да и дворовые, не способны.
Случай поближе разглядеть соседей господина Чужанина вскоре мне представился. Все они были приглашены на именины хозяина. И я решила глаз не спускать с самых близких приятелей Ивана Сергеевича, которые так или иначе могли бы быть посвящены в его секреты.
Говорили, что съезда гостей в Заярском не было целых два года, потому что сначала пришло известие о смерти господина Дугласа и пришлось соблюдать траур по хозяйскому зятю, а потом в один год и Вера Сергеевна, полная воспоминаний о своем горе, приехала, и драгоценности фамильные из банка украли. Думали, уже и не оправится Иван Сергеевич от своих неприятностей, но вот теперь он вдруг заявил, что жизнь продолжается, что не кончилась она для него, он хочет веселиться и чувствовать себя счастливым. При этом он так посмотрел на меня, что я дала волю своим самым смелым мечтам.
Да, бывало порой, что я встречала такие его взгляды, на которые мне очень хотелось ответить, да я не решалась, ибо не могло же быть, чтобы…
Не могло и не будет, мне стыд свой и гордость забывать нельзя! И довольно об этом.
Лидия знала, что отец и мама воспринимали ее работу в иллюстрированном журнале – вернее журнальчике! – «Непознанное» как некую ошибку биографии и каждый день ожидали, что дочка эту ошибку осознает и из журнальчика уйдет – например, в газету «Нижегородский рабочий», или в «Нижегородскую правду», или на худой конец в еженедельник «Полиция НН», куда ее мечтал пристроить отец.
Лидия была корректором, причем очень хорошим корректором. В газетах она уже работала, тихо помирая от скуки обыденщины; работала также в глянцевом журнале «Я выбираю красивых людей!», откуда сбежала, обретя стойкую привычку носить преимущественно обувь без каблуков, одежду сдержанных тонов и консервативных фасонов, а также причесывать свои буйно вьющиеся волосы гладенько-гладенько и сворачивать скромный узелок на затылке – в знак протеста против воинствующего гламура.
После этого она вдруг попыталась открыть агентство «Ключ к тайне», в котором собиралась составлять генеалогические древа. Клиент у Лидии, впрочем, был только один, из-за которого она и ввязалась в диковинную, неправдоподобную историю, после чего пришла к выводу, что ей все это лишь почудилось. Клиент отчетом остался весьма недоволен, хотя предложил продолжить отношения… Лидия предложение отвергла и агентство прикрыла. Слишком тяжко ей далось не то путешествие во времени, не то чрезмерно правдоподобное видение! [4]
4
Об этой истории можно прочитать в книге Елены Арсеньевой «Ключ к сердцу императрицы», издательство «ЭКСМО».
Но в
– Когда твои материалы читаешь, начинаешь верить, что привидения, ведьмы и экстрасенсы в двух шагах от тебя живут, а если ты их не замечаешь, то сам дурак, – говорил ей Василий Иванович Болотов, главный редактор, высокий, статный мужчина лет шестидесяти, чрезвычайно гордившийся своей полуседой, всегда очень ухоженной бородкой. Бородка напоминала аккуратный чехольчик, надетый на подбородок. Однако она придавала Болотову вид залихватский и делала его немножко похожим на романтического разбойника – пусть и ушедшего на покой, но сохранившего самые живые воспоминания.
А впрочем, возможно, этот образ разбойника виделся только Лидии, ей же ведь вечно что-нибудь виделось, а прочие воспринимали Болотова просто как очень немолодого чудака, который носил смешную бороденку, джинсы в обтяжку, подражал Чарльзу Шуману с рекламы «Хьюго Босса» и, само собой, благоухал парфюмом «Хьюго Босс Балдессарини» – как, впрочем, очень многие немолодые мужчины, которые уверены, что именно это поможет женщинам «различать мужчин и мальчиков»!
Подобно большинству журналистов преклонных лет, Болотов менял как перчатки любовниц – грудастых молоденьких красоток, – периодически извлекая их из захудалых провинциальных газеток и пристраивая то в «МК – Нижний», то в «АиФ – Нижний», то в «Комсомолку – Нижний», то куда-нибудь еще.
Его бывшую жену – уже совсем не молодую и плоскогрудую – Лидия видела пару раз. Бывшая жена тоже была журналисткой и, как водится в этих кругах, сохранила свою прежнюю фамилию, более напоминающую псевдоним сатирика: Остроумова. Эта дама пару раз приходила в редакцию скандалить и портить мужу настроение и репутацию.
Насколько Лидия знала, биография Болотова совершила весьма чудной поворот. В незапамятные молодые годы он был инструктором райкома партии – числился в отделе пропаганды и агитации, но чудом не расстался с должностью и партбилетом из-за развода с первой женой, которая нашла себе какого-то вояку, а потом уехала с ним в Германию, куда его перевели служить. Партбилет все же оставили, но о кадровом, так сказать, росте пришлось забыть: Болотов пребывал рядовым инструктором до тех пор, пока исторические реалии не поменялись и его должность не приказала долго жить.
Потом он поработал собкором одной желтой-прежелтой центральной газеты, а выйдя на пенсию, вдруг открыл собственный журнальчик, где писали о том, что во времена его советской молодости считалось полной и окончательной чушью, и даже опасной чушью!
– Конечно, в двух шагах, – соглашалась с главным Лидия. – Вы только посмотрите, сколько у нас рекламных объявлений дается! Мне уже кажется, в области каждый десятый житель – экстрасенс, ведьма, потомственная гадалка, снимальщик порчи…
– Или ее наводильщик, – хихикал главный, который, конечно, был жестоким циником, ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай не верил, но частенько бормотал:
– Вы просите чуда? Их есть у меня! – когда подписывал в печать очередной номер, полный «тщательно отредактированного бреда», как это называлось в кулуарах.
Лидию цинизм Болотова ничуть не напрягал. Да на здоровье, пусть болтает что хочет, лишь бы с прежним увлечением продолжал издавать журнал!
На счастье, главный обожал свое детище. Он обожал даже само помещение редакции, снятое в старом доме на улице Минина, в центре города, и надо было слышать, как он ворчал на уборщицу, если не блестели дверные ручки, не сверкали стекла окон, а пол не был тщательно вымыт!