Личный оборотень королевы
Шрифт:
«Они из него какого-то зомби сделали, честное слово, – с невольной жалостью, которая странным образом смешивалась с ненавистью, подумала Лидия. – Полицейский отдает свое табельное оружие! Ну да, Жанночка хорошо поработала! Чем же ее железный волк так подкупил, почему она ему так верно служит? Чего они оба хотят? Или убивают из любви к искусству?»
Всхлипывая, Лидия утерлась правой рукой, прямо рукавом плаща, в это время левой шаря в кармане как бы в поисках платка и толкая Табунова. Тот чуть отодвинулся. Лидия изогнулась, вроде бы поглубже забираясь в карман, а на самом деле протолкнула себе за спину… телефон Табунова, который выскользнул на сиденье,
Ничего, боль только обострила ощущения! Теперь ей удалось загнать страх, обессиливший и обезоруживший ее, так глубоко в подсознание, что ему было оттуда не выбраться. Всхлипывая, Лидия продолжила «поиски платка» правой рукой. Ужасно мешал ремень безопасности, но ей все же удалось незаметно перетащить мобильник поближе к дверце.
Насколько она успела заметить, сенсорный телефон Табунова был «молчаливый», то есть команды не сопровождались звуками. Изогнувшись к дверце, как можно громче хлюпая носом, всхлипывая и делая вид, что совершенно поглощена собой, она вызвала на экран клавиатуру и набрала 02… в последнюю долю секунды спохватившись и добавив необходимый нолик в конце.
Скосив глаза, Лидия увидела появившееся на дисплее слово «разговор» и так громко взвыла, заглушая на всякий случай голос автоответчика, который, кажется, должен был предупредить, что все разговоры записываются, что Табунов не выдержал и заорал:
– Молчи, сука, шею сверну!
Лучшего начала для звонка в полицию было невозможно придумать, даже если очень долго писать сценарий этой сцены и несколько раз репетировать!
– Не трогайте меня! Отпустите! – закричала Лидия, всхлипывая. – Вы отца хотели убить, теперь меня увозите, вы что, всех Дугласов решили угробить? Наклеечку сделали «Перегон», что, я не знаю, какие у вас номера? Я эту машину видела утром во дворе, номер ее – 592, серый «Вольво»! Я сразу поняла, что это машина Табунова! А теперь вы у него шофером служите…
Автомобиль затормозил так резко, что имя железного волка Лидия проглотила.
Он выскочил, обежал машину, рванул дверцу, около которой сидела Лидия. Она успела сунуть в карман телефон, но это ее не спасло, потому что первое, что сделал волк, – обшарил ее карманы.
Выхватил мобильник, посмотрел на дисплей – и шваркнул телефон об асфальт. Проворно отстегнул ремень, выдернул Лидию из машины, одной рукой прижал к боку автомобиля.
Она видела его затянутую в черную перчатку ладонь. Между краем перчатки и рукавом куртки торчала полоска бинта.
Вот они, три отрубленные пальца рыбника! Железному волку пальцы, конечно, не отрубили, но можно спорить, что здесь след от заветного ножа отца! От фамильного ножа Дугласов!
Стало легче. Если отец оборонялся, если успел ударить железного волка, значит, разглядел его! А уж он, мент до мозга костей, умеет запоминать приметы преступника!
И еще она поняла, почему на отца напали на какой-то асфальтовой дорожке. Потому что некому было оставить отпечатки коровьих копыт. Железный волк и его сообщница были заняты разными делами одновременно.
Тем временем железный волк нагнулся, заглянул в салон автомобиля и проговорил негромко, глядя на Табунова:
– Прокол, Сережа. А таких проколов быть не должно!
Рука его скользнула в карман, что-то хлопнуло…
Пистолет Табунова!
Он убил капитана Табунова из его же пистолета!
Железный волк выпрямился и, подхватив Лидию под руку, поволок ее за собой. Он был так силен, что ошеломленная, потрясенная случившимся Лидия совершенно не могла сопротивляться.
Буквально через десяток шагов ее втолкнули в другую машину, невзрачную, черную, запыленную, в которой вдобавок так воняло бензином, что Лидию мгновенно начало тошнить.
Железный волк наклонился и резким, скользящим движением ударил ее поперек лба.
Острая боль пронзила голову, и Лидия запрокинулась на сиденье.
Чье-то лицо маячило перед ней… Лицо Табунова? Да, это был он. С тоскливыми, запавшими глазами, со скорбными складками около рта… И такое недоумение отражалось на его лице, что Лидии стало жаль его – против воли, но от всего сердца! Она чувствовала, что, хотя тело мертвого Табунова осталось в сером «Вольво» и отдаляется от нее все дальше и дальше, мысли его, которые были слишком долго и яростно обращены к Лидии, все еще тянутся за ней, и пока еще она может расслышать их, словно некую прощальную затихающую песнь.
Иногда Табунов просыпался от звуков собственного голоса.
– Марина! – звал он. – Марина, где ты?
Вскакивал, оглядывался, тянулся по привычке к соседней подушке, но натыкался на спинку дивана.
С тех пор как погибла жена, он спал в гостиной на неудобном диване и ни разу не ложился в их общую постель. Двуспальная кровать так и стояла разобранной в тихой, пустынной и пыльной спальне.
Лишь однажды Табунов заглянул туда. Из шкафа сочился, как струйка крови, тонкий аромат духов жены. Точно так же сочилась струйка крови из ее мертвого рта. И ее светлые волосы и светлое пальто были сплошь залиты кровью…
Он захлопнул дверь и больше сюда не входил.
«Я должен ее ненавидеть! – внушал себе Табунов. – Она получила по заслугам! Если бы она не завела себе другого и не шлялась с ним по ночам, она осталась бы жива! Значит, она наказана за свои грехи! И ее любовник наказан за свои грехи! Они оба получили то, что заслужили!»
Сначала эти рассуждения помогали. Именно благодаря им он не свихнулся в те первые дни и ночи, когда узнал в мертвой женщине свою жену, которую любил, несмотря ни на что, несмотря на все те подозрения, которые его мучили. Он догадывался о ее измене и не раз грозил убить, но сам-то знал, что рука не поднялась бы не то что убить, но даже ударить ее. А она его боялась, это точно! Боялась – и все больше отдалялась от него. И эта боль от раздирающей их разлуки, боль от этой пропасти, которая ощущалась, даже когда они были вместе и лежали в одной постели, – именно эта боль доводила его до отчаяния.
Ему казалось, что это нелепо – ощущать такое противоречие. Однако любовь и ненависть были спаяны воедино в его сердце. Потом он узнал, что та женщина, которую он называл своей подругой по несчастью, чувствовала то же самое.
Это была жена мужчины, который изменял ей с Мариной. Который собирался бросить ее ради Марины…
Табунов часто вспоминал, как они сидели тем ранним утром в холодном коридорчике морга. Собственно, он сидел, а женщина полулежала на двух составленных вместе жестких стульях, и он давал ей нюхать нашатырь. Нашатырь вынес санитар, безразлично посмотрел на поникшую в обмороке женщину – и ушел в смотровой зал, к покойникам, с которыми ему, наверное, было лучше и комфортней, чем с живыми. Мертвые молчаливы и покорны, у живых вечно какие-то причуды. Ну да, кто же спорит, мертвым уже ничего не нужно, а живые еще долго будут суетиться и пытаться понять, кто это совершил, зачем и почему.