Лицо ее закройте

Джеймс Филлис Дороти

В маленькой деревенской лавочке было более людно, чем обычно, и по тому, как смолк разговор, когда она вошла, она не сомневалась, о чем тут судачили. Тут были миссис Нельсон, мисс Поллак, старик Саймон с фермы «У плотины», которого считали самым старым в округе, в силу чего он полагал, что имеет все основания не следить за собой, одна-две женщины с соседних ферм, их лица и характеры, если они обладали таковыми, были ей совсем незнакомы. В ответ на ее приветствие собравшиеся про­бормотали: «Доброе утро», а мисс Поллак даже добавила: «Сегодня опять чудесный день, не правда ли?», и тут же, глянув торопли­во в прейскурант, спрятала вдруг вспыхнувшее лицо за коробками с сухим завтраком. Мистер Уилсон оторвался от своих счетов – он пока что как бы оставался за кулисами – и вы­шел, как обычно, само почтение, лично обслужить миссис Макси. Высокий, тощий, он смахивал на мертвеца, а на лице его за­печатлено было такое отчаяние, что трудно было поверить, что он вовсе не на краю разорения, а владелец вполне процветаю­щей деревенской лавки. До его ушей обычно доходило куда больше сплетен, чем до чьих-нибудь еще в округе, но сам он так редко излагал

свое мнение, что его сентенции всегда слушали с величайшим почтением и непре­менно запоминали. Пока что он хранил молчание по поводу Салли Джапп, но это не означало, что он считает тему недостойной внимания; быть может, это он перед ли­цом внезапной смерти почтительно смолк. Ясно было, рано или поздно Уилсон вы­несет свой приговор, и в округе все очень удивятся, если приговор, вынесенный по­зднее по всей процедуре именем Закона, окажется иным. Он молча выслушал мис­сис Макси и начал обслуживать ее – свое­го самого почетного покупателя, а жен­щины стайками, невнятно попрощавшись, выползали или, скорее, выметались из лавки. Когда они ушли, Уилсон, оглядевшись с заговорщицким видом, воздел свои во­дянистые глазки к небу, словно ища бла­гословения Господа, потом перегнулся че­рез прилавок к миссис Макси.

– Дерек Пуллен, – сказал он. – Вот кто.

– Боюсь, я не понимаю, мистер Уилсон, о чем вы. – Миссис Макси не лукави­ла. Она могла бы добавить, что и особенно­го желания у нее нет стараться понять его.

– Я ничего не говорил, предупреждаю вас, мэм. Пусть полицейские сами свое дело делают. Но если они станут вам докучать в Мартингейле, спросите их, где прошлой субботней ночью пропадал Дерек Пуллен. Спросите их об этом. Он проходил здесь около двенадцати ночи. Сам видел его из окна спальни.

И Уилсон с довольным видом челове­ка, приведшего окончательный, не подле­жащий сомнению довод, выпрямился и в совершенно ином расположении духа при­нялся заполнять и подсчитывать счет мис­сис Макси. Она понимала, ей следует ска­зать, что любое свидетельство, которым он располагает или полагает, что располага­ет, он должен сообщить полиции, но она не могла заставить себя сказать это. Она вспом­нила, каким она видела Дерека Пуллена в последний раз – тщедушный, прыщеватый, в костюме, купленном в магазине уценен­ных товаров, и дешевеньких ботинках. Его мать была членом «Женского института» [15] , а отец работал на одной из ферм сэра Рей­нольда, на той, что побольше. Нет, это слишком глупо и несправедливо. Если Уилсон не станет держать язык за зубами, у Пулленов еще до наступления темноты появятся полицейские, и шут их знает, что они там разнюхают. Мальчишка робкий, из него последние мозги вытряхнут, если они у не­го вообще-то есть. Потом миссис Макси вспомнила, что кто-то был в комнате Салли той ночью. Должно быть, Дерек Пуллен. Если она хочет спасти Мартингейл от дальнейших мучений, ей надо держать­ся тверже.

15

Организация, объединяющая женщин, живу­щих в сельской местности.

– Коли вы располагаете информаци­ей, мистер Уилсон, – сказала она, – думаю, вам надо сообщить ее инспектору Далглишу. Однако следует помнить: вы можете причинить вред очень многим не­винным людям, выдвигая такого рода об­винения.

Уилсон принял этот мягкий упрек с ве­личайшим удовлетворением, точно он был тем единственным подтверждением, что было необходимо для его версии. – Он, очевидно, сказал все, что хотел, предмет исчерпал себя.

– Четыре, пять, девять, десять, один фунт один шиллинг. Всего один фунт шестнадцать шиллингов и два пенса, мэм, пропел он.

Миссис Макси расплатилась.

5

Тем временем Далглиш допрашивал в кабинете Джонни Уилкокса, неряшливо­го двенадцатилетнего коротышку. Он по­явился в Мартингейле со словами, что его прислал священник к инспектору по очень важному делу. Далглиш принял его с под­черкнутой учтивостью, предложил сесть поудобнее и все подробно рассказать. Он говорил ясно и связно, Далглишу такого интригующего показания еще не довелось услышать.

Оказывается, Джонни со своими соуче­никами из воскресной школы должен был помогать разливать чай и мыть посуду. К этому поручению он отнесся так, как всегда относятся мальчишки к домашним де­лам, – как к чему-то унизительному и, от­кровенно говоря, не очень-то веселому. Прав­да, потом обещали накормить до отвала ос­татками с праздничного стола; эти чаепи­тия пользовались всегда популярностью: в прошлом году прискакали несколько охот­ников помочь и поесть на дармовщину, раз­делив жалкую добычу с теми, кто потел целый день, только помощь их никому уже не была нужна.

Джонни Уилкокс долго там не отсвечи­вал – как только пришло достаточно ре­бят, чтобы он мог незаметно улизнуть, он прихватил два рыбных сандвича, три шо­коладных батончика, парочку тартинок с повидлом и отправился на сеновал конюшни Боукока, зная, что сам-то Боукок занят – устроил катание на пони.

Джонни сидел себе мирно на сенова­ле – жевал гостинцы и читал комикс; сколь­ко времени он там просидел, он сказать не может, помнит только, что остался один батончик, и вдруг услышал шаги и голо­са. Значит, не ему одному захотелось тут посидеть тихо-спокойно. Вот, пожалуй­ста, еще двое явились. Он не стал ждать, полезут они на сеновал или нет, сразу же припрятался – занырнул за большую кипу сена в углу, прихватив с собой шоколад­ку. Не то чтобы он сдрейфил. Джонни привык все неприятности – и если пор­кой пахнет, и если в постель рано отправ­ляют – избегать очень просто: он загодя прятался. И на этот раз осторожничал не напрасно. Кто-то лез на сеновал, потом он услышал, как отодвинули дверцу люка. Он притаился и заскучал – всей радос­ти, что шоколадку

жевал, старался, чтоб ее хватило, пока незваные гости не отча­лят. Их было всего двое, голову на отсе­чение мог дать, а одной из них была Салли Джапп. Он заметил, как на солнце ее волосы вспыхнули, когда она появилась в люке, но он отполз побыстрее назад, пока она целиком не появилась. Можете не сомне­ваться. Джонни Салли знал отлично, так что ошибки не было – это он ее и видел и слышал на сеновале в субботу днем. Но мужчину не разглядел и по голосу не при­знал. А уж как Салли на сеновале появи­лась, выглядывать из-за кипы сена опас­но было: чуть пошевельнешься – шум стра­шенный может получиться, так что Джонни сидел тихо-тихо. Сеновал был забит, и их голоса почти не слышны были, к тому же не привык он прислушиваться к скуч­ной и непонятной трепотне взрослых, так что и не подумал вникнуть, про что те болтали. В одном Далглиш может не со­мневаться – они ссорились, но тихо, о каких-то сорока фунтах говорили, а Сал­ли Джапп под конец сказала, чтобы он взял себя в руки, «следил за светом», и все тогда будет в порядке. Джонни доба­вил, что говорили-то они долго, но тихо и быстро. Запомнил только эти несколь­ко фраз. Сказать, сколько времени они втроем провели на сеновале, тоже не мог. Ему казалось, целую вечность, у него прямо все тело одеревенело, измаялся от скуки, пока наконец услышал стук дверцы: де­вушка и ее спутник выбрались с сенова­ла. Салли – впереди, за ней мужчина. Джонни не выглядывал, пока не услышал их шагов на лесенке. Потом выглянул и заметил руку в кожаной перчатке, задвигавшую люк. Подождал еще несколь­ко минут, потом бегом вернулся в сад на праздник, там его отсутствия никто не заметил. Вот и весь рассказ Джонни Уилкокса о его приключениях в суббо­ту днем; злило, что от Джонни могло быть гораздо больше пользы, повернись все иначе. Будь Джонни чуть отважнее, он разглядел бы мужчину. Будь он постарше или девчонкой, он увидел бы эту тайную встречу в куда более интригующем свете и наверняка бы прислушался к разговору и запомнил побольше, а так отнесся к ней как к помехе, отвлекшей его от вкусной еды. А из этих обрывков трудно пытаться строить какую-нибудь версию. Похоже, он честный парнишка, ему можно доверять, но очень уж легко соглашается, что, мо­жет, и ошибся. Ему показалось, что Салли говорила о «свете», но не исключено, что ему это действительно показалось. Ведь он не очень-то прислушивался, с другой стороны, те говорили очень тихо. Ни на минуту не сомневался, что это была Салли, а также в том, что свидание было не­приятное. Насчет времени, когда он вы­шел из конюшни, тоже не был уверен. Чай начался где-то около половины чет­вертого и продолжался до тех пор, пока все не напились и не наелись. Джонни счи­тал, что сбежал он от миссис Коуп в по­ловине пятого. Сколько прятался в конюш­не – не помнил. Ему показалось, очень долго. Пришлось Далглишу довольствоваться вот такими показаниями. Что касается са­мого свидания, то очень похоже на шан­таж, и скорее всего, было назначено вто­рое свидание. Но тот факт, что Джонни не узнал мужчину по голосу, вроде бы дает основания считать, что это был не Сти­вен Макси или кто-то из местных, маль­чишка ведь почти всех местных прекрас­но знает. И это по крайней мере под­тверждает версию о том, что в событиях участвовал еще какой-то мужчина. Если Салли шантажировала этого человека и он был на церковном празднике, тогда у Макси не такая мрачная перспектива. Далглиш поблагодарил Джонни, предупредил его, что тот не должен никому ничего рассказывать, и отпустил искать утешения в ис­поведи священнику, а сам стал обдумы­вать новые показания.

Глава 6

1

Дознание было назначено на три часа во вторник, Макси чуть ли не с нетерпением ждали его, в любом случае никуда от него не деться, так хоть поможет скоротать тя­гостные часы. Прямо как перед грозой, когда не продохнуть и на сердце давит, а ливень все никак не начинается. Молчаливый сговор, что в Мартингейле никто не мог стать убийцей, мешал трезво обсудить причины гибели Салли. Все боялись сказать лишнее или не тому человеку. Иногда Деборе хотелось, чтобы домочадцы собрались и хотя бы обсудили, как быть дальше. Но когда Стивен нере­шительно высказал вслух то же самое со­ображение, ее охватил ужас. Ну зачем Стивен говорит о Салли?!

Феликс Херн был другим. С ним прак­тически все можно было обсуждать. Он не боялся умереть, не боялся вообще смерти и не считал неприличным болтать – как ни в чем не бывало, даже весело – об убий­стве Салли Джапп. Поначалу Дебора принимала участие в этих разговорах, хорохо­рясь и бравируя. Позднее она поняла, что юмор – слабая попытка подавить страх. И вот во вторник, перед ленчем, она шла вдоль розовых кустов рядом с Феликсом, а тот нес околесицу, подбивая и ее последо­вать его примеру, выдумывал хладнокров­но и весело всякие версии убийства.

– Нет, серьезно, Дебора. Если бы я писал книгу, я бы сделал героем деревен­ского парня. Дерека Пуллена, к примеру.

– Это не он. Как хочешь, но у него не было мотива ее убивать

– Мотив ищут в самую последнюю оче­редь. И найти его всегда можно. Может, убитая шантажировала его. Может, заставляла жениться на себе, а он не хотел. Сказала, что ждет второго ребенка. Это, конечно, вранье, но он-то не знает. У них была са­мая обыкновенная связь. Я бы сделал его тихим, впечатлительным юношей. Такие на все способны. В книгах по крайней мере.

– Но она не хотела, чтобы он женился на ней. Она могла выйти замуж за Стиве­на. Зачем ей Дерек Пуллен, если у нее Стивен?

– Ты рассуждаешь, позволь мне заме­тить, как сестра, ослепленная любовью к брату. Ну давай предлагай свой вариант. Кого предложишь?

– Пусть это будет папа.

– Ты имеешь в виду прикованного к по­стели старика?

– Да. Только он не прикован. Пусть все будет как в страшных гиньольных исто­риях. Старик не хочет, чтобы его сын же­нился на коварной шлюхе, он пробирает­ся наверх, ступенька за ступенькой, и ду­шит ее своим старым школьным галстуком.