Лицо особого назначения
Шрифт:
Зазвонил мобильник, и Гришка лениво достал трубку:
— Ну?
— Баранки гну. Че там у тебя?
Звонил Авдеич, старшой ватаги местных мужиков, уходящих каждое лето на промысел. И не важно, чем промышлять. Можно собирать оружие, оставшееся со времен войны. Когда сезон, заготавливались грибы и ягоды. И взималась дань с редких путешественников, рискнувших сунуться на старую дорогу.
— «Че», «че», да ниче! Нету никого.
— Смотри там у меня. Заснешь как в прошлый раз — голову оторву!
Авдеич отключился, а Гришка закурил, снова уставившись на еле различимую в сумерках дорогу.
Вдали показался свет фар. Вот он неверным лучом мазнул по соседним сопкам и, отразившись в далекой глади озера,
— Едет! Едет клиент!
От радости, что не проспал, не проворонил, Гришка несколько поторопился с докладом.
— Что за транспорт? — деловито поинтересовался старшой. — И сколько единиц в караване?
— Н-не знаю. Я только фары увидел и сразу же позвонил.
— Поспешишь — людей насмешишь, — не преминул наставить молодого Авдеич. — Ладно, хвалю.
Они не были разбойниками, отнюдь. Но, жизнь в последние годы стала такой, что без промысла на дороге не выжить. Это раньше охотник за зимний сезон мог, сдав положенные пятьдесят шкурок, добыть еще столько же. И чтобы не делиться с государством, засолив пушнину, припрятать ее до окончания промысла. Вертолет всегда встречали люди в штатском, обыскивали пилотов и стрелков, вели учет каждой шкурке, приносящей валюту. Но, что стоит мужику сходить в сопки еще раз? И, достав припрятанное, продать уже за настоящую цену, а не ту, которую предлагало государство. Тысяча двести рублей в год — в такую смешную сумму взялся труд охотника. Вернее, в сезон. Так как мужики были предоставлены сами себе. И лишь изредка в плохой год, когда зверья не было совсем, не выполнившим план по сдаче назначали «оброк». И тогда мужики собирали грибы, ягоды, чтобы сдать государству, не дай бог не оставшись в долгу перед родиной.
Но, эти благословенные времена канули в Лету.
Теперь со сменой режима пришли новые веяния. За сданную пушнину перестали рассчитываться совсем. А с мордоворотами, пару раз взявшими левые партии, мужики и вообще зареклись иметь дело. В общем, перешли практически полностью на натуральное хозяйство. Так что без осмотра проезжих ноне обойтись никак нельзя. Не же еще покойный Ленин завещал делиться. О разбое речи не было. Разве ж это серьезно: с фуры сгрузить пару-тройку ящиков с водкой, с сотню блоков сигарет? Если же шел порожняком — вот да двадцать «новых», американских рублей за проезд да содержимое аптечки. Бинты там, йод. Таблеток у них в поселке никто не признавал, испокон веку лечились травами да чаркой, выпитой после баньки. Редко из «досмотренных» обращался в соответствующие ганы. А ежели находился кто-то уж очень принципльный, то под разными предлогами у него старались взять заявление. Уж слишком смехотворен был «поборов» по сравнению с творящимися в последние годы вокруг делами. Портить отчетность из-за бутылок паленой водки кому охота? В общем, мирная сельская жизнь. Пусть и немного хромая, но все же старающаяся идти в ногу со временем.
— Давай поспешай! — зычно командовал Авдеич.
Мужики спешно набросили веревочную петлю на еловый ствол, исполнявший роль шлагбаума. Старая кобыла, натужно фыркнув, вытянула лесину на дорогу, перегородив путь. Вон уже из-за поворота показался свет фар, и труженики леса спешно отступили в тень деревьев.
Подержанный пикап затормозил у преграды. Мужики не торопились выходить, предвкушая бесплатный спектакль. Десятиметровое бревно полметра в обхвате было явно не по силам одному человеку. Да и будь салон полон пассажиров, вряд ли бы смогли они убрать преграду. Так чего не посмеяться, глядя на бесплодные и тщетные потуги горе-путешественника.
Однако фары погасли, а из машины никто не выходил. Бездействие продолжалось
— М-марсиянин, тв-вою м-мать! — крестясь, пробормотал Авдеич. И тут же сорвал злость, неизвестно за что на стоящем рядом Гришке: — А все ты, фантаст хренов. «Едуть!» «Едуть!»
Романтик, не лишенный к тому же некоторой поэтичности, промолчал, втянув голову в плечи. А таинственное существо растворилось в ночи, и только лежащее поперек дороги бревно напоминало о происшествии.
Алексей Сергеевич улыбался. В другой раз он, конечно, не преминул бы наказать наглецов. Но, не сейчас. Его ждут дела поважнее. Что собирается делать, он пока не знал. Но, с чего-то начинать надо. А пикапчик уже снова стоял на колесах, и вновь заработал мотор, наматывая километры. Нигде особо не задерживаясь и останавливаясь, только чтобы перекусить и справить нужду, Егоров вскоре подъезжал к Москве.
Так ничего и не решив, он направился к Всеволоду Станиславовичу, давнему приятелю по рыбалке и заодно, скажем так, консультанту по некоторым внешнеполитическим вопросам. Да-да, не удивляйтесь. Вопрос покойный ныне господин Смирнов ставил именно так. Он — это он, а все остальные — сами понимаете.
— Сколько лет, дружище! И где, скажи на милость, тебя черти носили?
Всеволод Станиславович встретил с показным радушием. Как будто не слышал о его аресте. На губах играла улыбка, а глаза постоянно ускользали. В общем, все было ясно. Плохой, никудышный актеришка. Что ж, что-то такое он и предполагал. Слишком уж быстро за ним пришли. Оставалось сделать выбор: предоставить событиям развиваться «естественным» образом, рискуя снова дождаться взвода спецназа, или же брать быка за рога. Наконец решив, что дружба дружбой, а табачок дороже, он взял — не за рога, правда, а за горло. Но, раскормленный мужик, умиравший у него в руке, чем-то и в самом деле напоминал быка. Хотя нет, скорее борова. Итак, взяв хряка за горло (тоже нонсенс, ибо где у свина шея?) и малек подержав, Смирнов, ставший по милости недавнего приятеля Егоровым, отпустил мертвое тело. Затем вышел в соседнюю комнату и уселся на диван. Присутствие покойника его нимало не смущало.
Минут пять «полистав» то, что осталось от Всеволода Станиславовича, он подивился существующему положению вещей. Оказывается, о прямом предательстве речи не было. Просто все контакты покойного, как, впрочем, и всех высших офицеров, фиксировались, в том числе и на пленку. После чего данные вводились в компьютер. Рост, вес, опять же походка. Так что пожелай Алексей Сергеевич лететь самолетом — ему бы не уйти.
Егоров снял трубку домашнего телефона и набрал номер. После трех длинных гудков абонент ответил.
— Рамирес хочет славы! — Именно таков был пароль внештатного сотрудника, чье тело лежало в соседней комнате.
Да, сурьезная организация, раз уж такие люди на положении рядовых стукачей.
— Да, слушаю вас.
При кажущейся легкости связи ни при каких обстоятельствах посторонний не мог позвонить по этому телефону. Даже случайно набрав сочетание цифр, — чего не бывает? — ошибившийся услышал бы только гудки, простенький определитель номера отсекая всех ненужных абонентов.
— Пригласите, пожалуйста, Сергея Игоревича.