Лицо отмщения
Шрифт:
Мужчина без суеты, но очень быстро повернулся, скорее ощущая спиной, нежели слыша чье-то приближение.
— Не желаете ли реликвии из Святой земли? — скороговоркой затараторил человек в запыленном, пропахшем многодневным потом одеянии паломника.
— Вот здесь, — он достал мешочек, — горсть земли с Голгофы, а это — кусочек мозаики из дворца царя Ирода. Посмотрите, он до сих пор хранит след крови Предтечи!
— Давай погляжу. — Нелюдим протянул руку.
— Вот. И вот. — Паломник спешно передал доверчивому простаку свой драгоценный товар. — Сами убедитесь — красное, не оттирается ничем. — Он склонился, чтобы лучше указать легковерному
Покупатель молча кивнул, разглядывая плоский зеленый камешек с красным пятном, и наконец чуть слышно произнес:
— Далее.
— Хозяин велел передать, что василевс намерен отправить к русам большое посольство. Кто станет во главе, еще не известно, но одно ясно — Иоанн желает видеть русов союзниками.
— Пусть узнает подробности, — задумчиво потирая сложенными перстами орлиный нос, тихо проговорил благосклонный слушатель. Затем полез в кошель, достал пару серебряных монет и кинул на стол.
— Я беру это.
— Хорошо бы приба… — начал продавец экзотического мусора, но осекся, перехватив устремленный на него взгляд холодных, пронзающих, точно пики, глаз.
Дождавшись, пока осчастливленный монетами пилигрим скроется из виду, немногословный клиент бросил еще один денарий на стол и, оставив недопитый кубок вина, неспешной походкой направился в покои, отведенные для состоятельных господ.
Там его ждали. Стоило нелюдимому посетителю обеденной залы прикрыть за собой дверь, как невысокий круглолицый человек, судя по одежде, куда более достойный этих апартаментов, нежели счастливый обладатель баснословной святыни, бросился к нему, не скрывая волнения.
— Ну что?
Вопрошаемый молча кивнул.
— Встреча состоялась? — суетился толстяк.
— Да. Все так, как я и предполагал. Император ищет помощи у русов. Больше ему не у кого.
— Это очень некстати. — Коротышка возбужденно забегал по комнате. — У нас есть свои интересы на том берегу Понта. [11] До той поры, пока Венеции не удастся прекратить регулярный подвоз зерна из Херсонеса, ромеев не сломить.
— Я знаю. Но до этого еще далеко. Мой человек принес хорошую новость. И не будь я Анджело Майорано, если у василевса из его чертовой затеи что-то выйдет.
11
Понт Эвксинский — Черное море.
— Ты, что же, намерен захватить корабль с посольством? — всплеснул руками тайный агент воспетой поэтами жемчужины Адриатики.
— Зачем же? На то есть наши друзья сицилийцы и наши враги турки. Пусть они займутся охотой. А я займусь добычей. Передай дожу, что Венеция может ни о чем не беспокоиться, союзу между ромеями и рутенами не бывать. Это обойдется вам в тысячу ливров, но, полагаю, оно того стоит.
— О, конечно, дон Анджело, несомненно!
— Вот и прекрасно. По рукам.
Глава 4
Саперы ходят медленно, но обгонять их не стоит.
Шедший перед Владимиром Мономахом палатничий распахнул дверь в княжью светлицу и отпрянул в сторону, дабы не затруднять проход государя и его сыновей.
— Здесь постой, — мрачно кинул верному слуге Мономах, решительно переступая порог, — погляди, чтоб никто не приближался.
Княжий тиун молча поклонился и встал у самой лестницы, скрестив на груди руки. Пожилой властитель Киевской Руси быстрой, упругой походкой воина прошел через комнату, перекрестился на образа и опустился в резное кресло с вызолоченными подлокотниками.
— Ну, что скажете, сыны мои старшие? Вновь свару затеяли?
— Бес попутал, батюшка, — понурив голову, вздохнул Мстислав.
— Да речи ж — тьфу! — попытался было оправдаться другой. — Язык — он что помело, а так я за брата кому хошь кровь пущу!
— Ишь ты, пущала выискался, — гневно скривился Владимир Мономах, — хороши вояки.
Статные бородачи-витязи слитно вздохнули, опасаясь поднимать не раз глядевшие в лицо погибели глаза на крутого в гневе отца.
— Ладно уж, — грозный правитель русов махнул рукой, — не до пьяной брехни сейчас, не за тем я вас звал, чтоб за глупое ребячество хворостиною стебать. Слушайте да на ус мотайте, ибо от того, что ныне услышите, многие жизни зависеть будут.
— Внемлем тебе, батюшка, со всей покорностью, — поклонился Мстислав, и брат вторил ему.
Владимир Мономах еще немного помолчал, подбирая слова.
— Стоит ли сказывать вам, что лет мне уже немало. Сколько еще проживу, одному Богу ведомо, а только силы уже, чую, не те, что прежде были.
— Отец!.. — встрепенулся было Святослав.
— Молчи, суеслов! — рявкнул на него Великий князь. — Не перебивай, когда о деле глаголю! — Он сделал паузу, пристально глядя на потупивших глаза витязей, точно примериваясь, можно ли поведать им сокровенную тайну. — Скажите мне, дети мои, было ли когда такое, чтобы я кому что обещал да слова не исполнил?
— Не было! — в один голос ответили братья.
— То-то ж, — вздохнул Мономах, — не было такого. Да вот беда какая, есть за мною провина тяжкая, и гнетет она меня хуже злой лихоманки. Чую, коли помру я, той вины не избыв, гореть мне в пекле адовом.
— Только скажи, батюшка… — начал Мстислав.
— Лишь слово молви! — подтвердил его брат.
— Много лет тому назад, в годы молодые свела меня судьба с Гитой, матерью вашей. Она тогда из царства своего бежала. Отца ее, короля бриттов, супостат злой убил, земли и дома захватил. Но, благодарение небесам и тетке моей, Елизавете, королеве свеев, приютила она беглянку и за меня просватала. А та пред самым венчанием и говорит мне: «Пойду за тебя, коль обещаешь земли мои у ворогов отнять». — Великий князь остановился, переводя дух. — Я ей слово дал. А затем вот все как-то случая не представлялось. Все как-то недосуг было — то половцы нагрянут, то в стране недород, то крепости строить надо. Так матушка ваша и померла, обещанного не дождавшись.
Вот и вышло, что невольно или вольно, а клятвопреступление на мне. Желаю я нынче, чтоб один из вас — хотите — жребий мечите, хотите — своею волей идите — отправился за море и, как здесь грудью стоял за отчие земли, так в дальнем краю мечом воротил земли матерные.
Братья переглянулись.
— Не дайте помереть запятнанным. Мечту имею еще до смерти узреть победу вашу. А там и Богу душу отдать легко.
— Я пойду! — поспешно бросил Святослав, всегда норовивший обойти брата, имевшего от роду чуток больше минут, нежели он сам.