Лицом на ветер
Шрифт:
И Марк спросил в ответ:
— Почему? За что?
— Я сама только узнала недавно… Он сватался к моей матери, когда был молодым… А она выбрала отца. А потом её убили ваши… Отца тогда не было дома, он с утра ушёл на охоту… Мы остались с мамой… Её убили… А я… — Голос её сорвался на шёпот от воспоминаний пережитого прошлого. — Я заблудилась на болоте и вышла уже потом… Гален сказал мне, что её… Что ваши успели… Что перед смертью её… — Она не знала, как сказать об этом и в бессилии замотала головой, в глазах её стояли слёзы.
Марк догадался, о чём она хотела
— Я понял. Её изнасиловали, а потом убили…
Рианн зажмурилась, как от боли, и слёзы её сорвались вниз, римлянин видел их и стиснул зубы, понимая, что всё обычно так и бывает, когда легионеры хозяйничают в свенских посёлках. Он такое видел, но пытаться останавливать кого-то в такие моменты — бесполезное дело. Власть опьяняет не хуже вина, она вводит в исступление, и никто не думает ни о чём и ничего не боится. Вот тогда убивают мужчин, даже мальчишек, если они берут в руки оружие, и насилуют женщин, даже девочек, а потом зачастую их просто походя убивают. Это террор во всей своей жестокой красе. Так Рим заставляет свенов бояться себя и подчиняться.
Эта девчонка, эта Рианн, она только один пример из десятков и сотен трагедий здесь, в германских землях. И бороться с этим нет смысла. Так было и так будет, потому что для всех в римской форме свены — просто варвары, дикари, оказывающие сопротивление.
А Рианн резко смахнула ладонью слёзы со щеки и продолжила:
— Крикс считает, что отец во всём виноват, что, если бы он был дома, он бы защитил её, не дал бы убить её…
— Его бы просто убили и всё! — перебил он её. — Ты осталась бы сиротой ещё раньше! Сколько там тебе было? Двенадцать? Ну вот…
— Я и так росла как сирота! Первый год я вообще не разговаривала… Отец ещё пытался что-то делать со мной, задавал вопросы, а потом просто запил… Ему стало всё безразлично. И я, и дом, и хозяйство, и земля… Если бы я не заговорила и не начала толкать его, он бы и землю забросил, и мы бы с ним вдвоём, ещё сколько лет назад, сдохли бы с голоду… — Она снова ребром ладони тиранула слёзы со щеки, но это уже были не слёзы жалости к себе, и не отчаяния, это были злые слёзы.
— Он продолжал пить, заливал своё горе, Крикс его ненавидел, а все вокруг считали меня порченной легионерами. Крикс как-то сказал, что меня просто забыли убить… И пожалел об этом…
Марк слушал её, сжимая и разжимая зубы. Да, как же она после всего должна ненавидеть Рим и всех, кто его напоминает, вот, его, например. Он — центурион, он командует целым римским отрядом, и да, кстати, шесть лет назад он был здесь. Сам он, правда, не участвовал во всём этом насилии, но нескольких свенов — мужчин и подростков — убил собственноручно, тех, кто пытался оказывать сопротивление. Таким был приказ… Женщин не насиловал, этого за ним не было, когда он злился или в пылу боя, он мог убить, это да. Женщин он требовал потом, после, когда возвращался в крепость, и накатывало тогда, это да. Тогда он искал женщину, и ему было всё равно, кто она: какая-нибудь волчица с улицы, или рабыня, желающая подзаработать в тайне от хозяина, служанка в таверне — всё равно, главное, чтобы она ему нравилась и сама была не против. Потому что в такие моменты он мог проявлять напор и жёсткость, он был безудержным, и мог сделать больно, набрасывался, не контролируя себя.
Он помнил ту ночь, когда вернулся зимой после стычки со свенами, пришёл в чужой крови и набросился на эту свенку… Она была нужна ему, чтобы сбросить напряжение, чтобы освободить мысли. Она была его рабыней, его домашняя свенка…
А она, оказывается, жила со всем этим за душой, ненавидела Рим, потеряла мать, отца, и вынуждена была подчиняться ему, своему хозяину — римскому центуриону. Обо всём этом он узнал только потом… Вот, что значат превратности судьбы! Кто бы мог об этом подумать!
— Я был тогда у вас… — прошептал. — Шесть лет назад… Мне было, как этому твоему, — дёрнул головой за спину, — Галену… Лет двадцать, наверное, может, и меньше…
— Вы как-то говорили! — Она повысила голос и вдруг усмехнулась. — И что, сколько девушек у нас на вашей совести? Кого опозорили и убили лично вы?.. Поделом они вас все там били… Вы это заслужили! И ваша рука за это… Ещё мало вам досталось…
Он сухо сглотнул и тыльной стороной ладони потёр лоб, убивая комара, несколько раз моргнул как-то растерянно и ответил:
— Пойдём дальше…
Часть 31
— Пойдём дальше…
Рианн поджала губы строго. Конечно, что он ещё может сказать? Она права, на этот раз она права. Он получил по заслугам, и жаль, что нельзя отомстить всему Риму.
Зачем тогда она помогает ему? Пусть бы он оставался у Крикса, пусть бы его и дальше били и мучили, пусть бы его убили и утопили в болоте, пусть бы он страдал и после смерти! Пусть! Пусть!
Но она промолчала и пошла вперёд, а центурион, поправив лямку мешка на плече, пошёл следом. И хотя какое-то время они шли молча, он всё время думал об этом, потому что вдруг заговорил, продолжая последнюю тему разговора:
— Я никогда не насиловал ваших свенских девушек, ну, может, только тебя одну… А вот крови ваших мужчин на моих руках хватает. Это точно…
Рианн резко остановилась, и римлянин толкнулся ей в спину, скривился от боли в потревоженной руке.
— И что, теперь мне вас пожалеть? — Рианн смотрела ему в лицо с вызовом, вздёрнув подбородок, ну, ни дать — ни взять, горделивая свенка, какая ни есть. Они все германцы такие.
— Почему — жалеть?
— А зачем вы тогда это говорите?
— Чтобы ты знала.
— Что — знала? Что вы убивали наших?. — Усмехнулась зло. — У нас в каждой семье, кого ни возьми, есть убитые легионерами сыновья, братья, отцы, опозоренные и убитые дочери и сёстры. Матери, — подумала и добавила последнее слово. — Зачем сейчас вы мне об этом говорите?
— Я просто говорю о том, что на моих руках только кровь свенов-мужчин, тех, кто держал оружие, кто нападал на меня или на моих товарищей. Ваших женщин лично я не позорил. Кроме тебя… — тоже добавил последнее после короткого раздумья.