Лида
Шрифт:
— Ну, быстро! Быстро! — торопила Ирина. — А то мои девушки в машине замёрзнут.
Наконец я сообразила, что происходит. До этого у меня в голове была путаница: приезд Ирины, танцы, спешка…
Я сказала:
— Мы не можем все ехать, Ирушка. Кто же останется с детьми?
Ирина растерянно посмотрела на меня.
Я почувствовала лёгкое раздражение. Зачем она приехала сюда со своими танцами? Мы уже успели забыть обо всём, что не относится к нашей работе. А тут… Я украдкой взглянула на моих девочек и заметила, как вздрагивают губы у Кати и как Валя теребит край своего
— Вот что, девчата, — сказала вдруг Анна Васильевна, до этого молча сидевшая на чурбаке у печки, — вы поезжайте, а мы со стариком, — так она звала Сиверского, — посидим. Ребята накормлены, новых сегодня уже не привезут. Поезжайте.
— Ну, хорошо, — согласилась я, — поезжайте.
— А вы? — спросила Катя.
— Я не поеду, — ответила я. — Не могут же все разъехаться.
— Все не все, — сказала Анна Васильевна строго, — а только ты, начальница, здесь вовсе не нужна.
В этот момент Ирина, до того стоявшая наклонив голову, как будто разглядывая что-то на полу, выпрямилась и произнесла с какой-то отчаянной решимостью, обращаясь ко мне:
— Эх… едем!
И я тоже повторила:
— Едем!
— Мы побежим переодеваться! — крикнула Валя.
— Вот это уже не выйдет, — остановила её Ирина, — там на улице у меня девочки замёрзнут, да и машину нельзя задерживать. Ноги в руки — и марш!
Я заметила, как Валя растерянно оглядела свой старенький, подпоясанный узеньким ремешком ватник.
Мы пошли к выходу. Полуторка стояла у подъезда. Я привычно вскочила на колесо, перемахнула через борт и очутилась среди знакомых заводских девушек. Валя и Катя тоже забрались в кузов.
— Ну, все? — спросила Ирина, села в кабину и громко стукнула дверцей.
Мы поехали.
Удивительно хороший был вечер! Дома высились из сугробов, как из огромных пуховых перин. Ветра не было, и от этого всё вокруг казалось неподвижным и величественным. Высоко над нашими головами, словно огромная океанская рыба, плыл аэростат воздушного заграждения, и, хотя я знала, что аэростат никуда не плывёт, а это мы движемся, мне всё-таки казалось, что он медленно-медленно проносится над нами.
Глупое желание пришло мне в голову. Мне захотелось сидеть в лодке, привязанной к этому аэростату, и вот так же плыть по небесному океану, плыть медленно, спокойно, без толчков… И настала бы ночь, потом день, потом снова ночь, а я бы всё плыла и плыла!.. Я посмотрела вверх, но аэростата уже не было видно, мы свернули в переулок. Тогда мне пришло в голову, что езда в полуторках и трёхтонках стала прямо-таки эпохой в моей жизни. Из кузова грузовой машины мир всегда кажется каким-то особенным, совсем другим, чем когда идёшь пешком или едешь в так называемых нормальных условиях.
Потом я стала думать о неповторимости жизни. Я уже думала об этом на Ладоге, когда вспоминала, что с первыми лучами солнца весь этот с такими усилиями созданный мир исчезнет, растает. И вот Ленинград, такой, каким я вижу его сейчас, тоже никогда не повторится.
Мы всё ближе подъезжали к заставе, ныряли в
Опять мне пришла в голову мысль, что вся эта Иринина затея довольно-таки нелепа.
«Какие сейчас могут быть танцы?» — подумала я.
— Ну, приехали! — объявила Ирина.
Она уже вышла из кабины. Мы вылезли из кузова и столпились около подъезда. Ирина толкнула парадную дверь, но она оказалась запертой.
— Откуда ты взяла, что здесь это самое?.. — тихо спросила я Ирину, я не решалась произнести слово «танцы».
— Да я точно знаю, что будет! — громко и немного раздражённо ответила Ирина. — Просто вход, наверно, не тут.
Она оставила нас и быстро пошла за угол. Мы все молчали. Я смотрела по сторонам, не идёт ли кто-нибудь. Мне казалось, что каждый, кто нас увидит, сразу поймёт, что мы приехали на танцы.
— Девочки, всё в порядке! — раздался весёлый голос Ирины из-за угла. — Бал в разгаре, идите быстрее!
С меня точно груз свалился. Наверно, и остальные почувствовали то же самое, потому что сразу все заговорили, кто-то засмеялся, и мы наперегонки бросились к Ирине.
Следом за ней мы протиснулись в маленькую дверь, гуськом, держась за руки, прошли длинный коридор и вдруг, точно по команде, остановились. Откуда-то издалека до нас донеслись звуки оркестра… Мы стояли в темноте, прижавшись друг к другу.
— Оркестр! — тихо промолвила Катя.
Я никогда не увлекалась танцами и джаз прямо-таки не любила. Сейчас я стояла как зачарованная. Мне казалось, что всё это происходит во сне.
— Ну, чего же вы? — раздался голос Ирины. — Пошли!
Мы двинулись вперёд. Звуки оркестра становились всё громче и громче. Наконец мы попали в очень широкий коридор, освещённый двумя большими фонарями, подошли к двери, ведущей в зал, и… застыли на пороге.
В большом зале был установлен «юпитер». Луч его падал на сцену, где сидели музыканты, человека четыре, в шубах. В том же электрическом луче, на освещённом участке зала, танцевало несколько пар. Оркестр играл какую-то очень ритмичную мелодию. А мы всё стояли на пороге и не решались войти. Именно потому, что и танцующие и музыканты помещались как бы в одной плоскости, в одном электрическом луче, окружённые со всех сторон темнотой, они казались по сравнению с нами совсем в другом мире.
— Ну, — воскликнула Ирина, — вот вам и бал! Прошу приступать!
И наши девочки вошли в освещённый участок. Мы остались с Ириной вдвоём.
— А ведь всё это выглядит как неправда, — сказала я Ирине.
Она ничего не ответила.
— По какому случаю эти танцы? — снова спросила я её.
— Ах, боже мой, — ответила Ирина, — ну зачем тебе случай? Просто люди решили повеселиться.
— Но по какому поводу?
— Поводу, поводу… — раздражённо проговорила Ирина. — Ну вот, нормы на днях увеличили… это повод. Весна скоро, а мы живы… Повод? Наконец просто повеселиться захотелось. Идём танцевать! — неожиданно закончила она, схватила меня за руки и втащила в электрический луч.