Лидер «Ташкент»
Шрифт:
Кажется, вот-вот эсминец перевернется. Но вместо этого почувствовался вдруг не очень сильный толчок всем корпусом и заскрежетало под килем — корабль коснулся песчаного грунта. До отмели мы его все-таки довели. Но как боевой корабль эсминец «Фрунзе» фактически уже не существовал.
Бомбардировщики, разрядившись наконец, скрылись, но вряд ли окончательно. К борту эсминца подходит буксир «ОП — 8». Он невредим — все пикировщики атаковали эсминец. На буксир переносят раненых, затем перебирается остальная команда. Подплывают те, кто успел броситься в воду. Мы с командующим эскадрой оставляем эсминец последними.
Чтобы
Хочу подняться на мостик и я, но, сделав несколько шагов по палубе, чувствую, что трапа не одолею. Рядом появилась девушка с санитарной сумкой. Должно быть, она плавала на буксире коком, потому что привела меня на уютный маленький камбуз, где совсем по-домашнему топилась плита. Тут, у пышущей жаром плиты, она и сделала мне первую перевязку.
— Осколки вытащат потом, это я не сумею, — сказала морячка. — А теперь пойдем в кубрик. Там у меня уже лежат ваши. Уложу и тебя на койку.
Ее заботливость трогала. И было приятно, что она, не обращая внимания на ранги, так сердечно говорит раненому «ты». Но в кубрик я все же не пошел, остался на палубе.
О том, что произошло в этот злополучный день дальше, вряд ли стоит рассказывать так же подробно. Самолеты вернулись снова и атаковали буксир. Бомба попала в него при первом же заходе. «ОП — 8» стал тонуть.
Я крикнул в люк кубрика: «Всем наверх!» Девушка-кок помогала раненым краснофлотцам выбираться на палубу. Буксир сильно кренился, чуть не опрокинулся, но капитан сумел прижать его к краю отмели. Словом, повторилось примерно то, что было уже пережито на «Фрунзе». И гражданская команда буксира вела себя так же мужественно, как экипаж эсминца. Моряки до последней минуты оставались на своих постах.
Когда буксир уже сидел на грунте, я снова оказался около люка кубрика, где раньше находились раненые. Глянул — а там барахтается, выбиваясь из сил (кубрик затопило через пробоины), и никак не может дотянуться до комингса все та же девушка. Я опустился на палубу, хотя это было очень трудно, и протянул ей здоровую руку. Ухватившись за нее, девушка выбралась наверх.
Потом я не раз ругал себя за то, что не узнал даже имени отважной морячки, которая прямо геройски держалась под огнем врага. Очень бы хотелось услышать, что она пережила войну, здорова и счастлива!
«Юнкерсы» еще несколько раз пронеслись над сидящим на мели буксиром, обстреливая его из пушек и пулеметов. На «ОП — 8» появились убитые и раненые. Уже тут, на борту буксира, пуля фашистского стервятника оборвала жизнь инженер-механика «Фрунзе» Зызака. В числе легко раненных был и Л. А. Владимирский. Вскоре примчался торпедный катер, на котором все раненые были доставлены на Тендру. Там, оказывается, действовал небольшой госпиталь Дунайской военной флотилии, ушедшей уже с Дуная. Здоровые моряки, не дожидаясь оказии, добирались до косы вплавь.
В этот госпиталь попал и я. Контр-адмирал Владимирский после перевязки отправился на том же катере в Одессу. Он зашел попрощаться, когда меня начали готовить к операции. Мои дела оказались хуже, чем я думал.
— Прежде всего будем зашивать желудок, задело и его, — объявил мне главный хирург госпиталя дунайцев Н. Загуменный. — Благодарите судьбу, что вовремя к нам попали. Часа через два было бы поздно…
Очнулся я только на следующий день. Доктор Загуменный сидел у моей койки.
— Ну, теперь все должно быть в порядке, — сказал он. — Залатал вас как будто надежно.
И тут же сообщил, что, по поступившим на Тендру сведениям, десант в Григорьевке высажен успешно, наши войска под Одессой атакуют противника.
Что могло быть радостнее этого известия! Ведь после того как пикировщики за какой-нибудь час разделались с канлодкой, эсминцем и буксиром, не выходила из ума судьба основного отряда — дошли ли корабли с десантом до места.
Меня перенесли в санитарный У-2, замаскированный в кустарнике около госпиталя. Попутчиком оказался раненый командир дивизиона дунайских мониторов капитан 2 ранга Н. Кринов. Самолетик разбежался и пошел на бреющем к Севастополю. Уже когда благополучно сели на Куликовом поле и нас стали выгружать, летчик поделился оставшимися позади тревогами: привязался было «мессершмитт», но счастливо удалось уйти, прячась в складках крымских долин…
Несколько дней я был в тяжелом состоянии и почти не замечал окружающего. А в севастопольский Морской госпиталь тем временем дошли подробности высадки Григорьевского десанта, и в палатах только о нем и говорили. Настроение у всех поднялось. Успех этой операции многим казался началом коренного изменения обстановки под Одессой.
Как-то, когда мне стало уже лучше, я увидел в палате Льва Анатольевича Владимирского. Он тоже в конце концов оказался в госпитале, но засиживаться здесь не собирался: рана быстро заживала.
А в день наших общих несчастий контр-адмирал успел все же попасть к месту главных событий в самый их разгар: он прибыл на борт «Красного Кавказа», когда десант начинал высаживаться. Общее руководство операцией уже принял на себя С. Г. Горшков. Все, что случилось с эсминцем «Фрунзе», не отразилось на выполнении намеченного плана. А быть может, этот корабль еще и помог основному отряду тем, что отвлек на себя группу фашистских пикировщиков…
Десант поддерживали огнем крейсера и эсминцы, одесские батареи и бронепоезда. Одновременно с высадкой у Григорьевки 3-го Морского полка перешли в наступление в восточном секторе войска Одесского оборонительного района. Они соединились с десантом, и уже к исходу дня 22 сентября была разгромлена неприятельская группировка в составе двух дивизий. Противник понес большие потери и, утратив важные позиции, уже не мог обстреливать Одессу артиллерией.
Я спросил Л. А. Владимирского, где сейчас экипаж «Фрунзе». Оказалось, что все уже в Севастополе: раненые — здесь, в госпитале, а здоровых распределяют по кораблям. Погибло много хороших моряков, но все-таки большинство команды осталось в строю. Потери сократило то, что удалось довести эсминец до отмели. Перевернись он на глубоком месте, — погибло бы гораздо больше…
Лев Анатольевич рассказал, что пикирующие бомбардировщики атаковали в тот день и другие эсминцы. Но, те корабли отделались легче, может быть, потому, что поддерживали огнем друг друга. Да и зенитное вооружение на новых эсминцах все же сильнее. Но еще два корабля — «Беспощадный» и «Безупречный» — получили повреждения. И эти эсминцы «лечат» теперь рабочие Морзавода.