Лидер «Ташкент»

Ерошенко Василий Яковлевич

Долго ли может так продолжаться? Не спуская глаз с пикировщиков, высчитываю в уме, сколько осталось ходу до зоны, доступной нашим истребителям. Получается — еще целые часы, даже если не делать никаких поворотов… Значит, истребители надо пока выбросить из головы: под такой бомбежкой час все равно что бесконечность.

Цепочка атакующих «юнкерсов» не прерывается. Вполне возможно, что пикируют уже во второй и в третий раз одни и те же самолеты, успевшие подвесить на аэродроме новые бомбы. Один бомбардировщик рухнул наконец в море, сбитый на выходе из пике зенитной башней Макухина. Перекрывая

и рев моторов, и шумы корабельных машин, с палубы несутся восторженные крики сотен людей. Но некогда и порадоваться маленькой победе.

— Cправа входит в пике! — раздается голос Фельдмана.

Новик указывает Макухину ближайшую цель, я командую на руль…

Минут через пятнадцать после первого врезается в воду еще один «юнкерс», только что сбросивший бомбы. Он сбит тоже на выходе из пике, этот — батареей Гиммельмана.

Но в воздухе десятки других самолетов. И бомбы у них крупные, по двести пятьдесят или пятьсот килограммов, с большим радиусом поражения.

И как мы ни увертываемся, одна разрывается в конце концов очень близко. Опять у кормы, как тогда под Одессой. Только теперь у левого борта. И не так сильно, как в тот раз, вздрогнул корпус — гидравлический удар слабее…

— Корабль не слушается руля! — доложил от штурвала Ковалев.

Штурман бросается ему на помощь. Они крутят штурвал вдвоем. Но «Ташкент», еще мгновение назад изумительно послушный рулевому, никак не реагирует на их усилия, словно это вовсе не его руль. Продолжая начатый до падения бомбы поворот, корабль катится и катится вправо…

Переключаем рулевое управление на кормовой мостик — никакого результата. Беспощадную ясность вносит в положение телефонный звонок:

— Руль заклинен, румпельное отделение затоплено… Докладывает краснофлотец Козлин…

Это связной кормовой аварийной партии. Он добежал до ближайшего телефона в надстройке — позвонить из румпельного было уже нельзя.

Вывожу корабль из циркуляции, задав левой машине «полный назад». Теперь только работой машин враздрай можно удерживать лидер на нужном курсе. А это означает потерю скорости, облегчает самолетам прицеливание.

— Пикирует слева тридцать! — предупреждает Балмасов.

— Справа подходит к точке пикирования! — вторит ему Фельдман с другого крыла мостика.

С кормы прибежал Латышев, посланный туда Суриным из энергопоста в первые же секунды после аварии. Он уточняет обстановку: руль заклинен в. положении «право 21°», то есть почти «право на борт». В затопленном румпельном отделении работает кормовая аварийная партия во главе с Колягиным. Есть жертвы среди пассажиров.

Приказываю сделать все, чтобы ввести руль в действие. Если это окажется невозможным — постараться хотя бы поставить перо руля на ноль, в нейтральное положение. Латышев бежит обратно.

Значит, под удар попали не только механизмы. В тесном румпельном отделении находилось несколько женщин с детьми. Некоторые из них убиты, другие ранены, Град осколков разорвавшейся бомбы обрушился вместе с фонтаном воды на ют. Там тяжело ранены краснофлотцы Кисельков и Алексеев.

Всех пострадавших в румпельном отделении «аварийщики» вынесли оттуда и передали подоспевшим боевым санитарам. А сами по грудь в воде возятся с рулевым приводом и клапанной

коробкой. Вместе с Колягиным там наш стажер Высота, опытные старшины Сазонов, Якимов… Но ни заставить руль работать, ни хотя бы сдвинуть перо с места им не удается — заклинило крепко.

Враг видит, что корабль движется уже не так, как прежде, и пикировщики атакуют все более остервенело. От одной серии бомб мы не успеваем отвернуть, и две крупные падают близко слева и справа по носу. Высоко взметнувшиеся всплески накрывают полубак, мостик, ростры. Слышно, как ударяются о корабельную сталь падающие вместе с водой осколки. Масса людей на полубаке приходит в движение. Нос корабля начинает медленно оседать…

Еще не зная, что там произошло, приказываю:

— Всем с полубака перейти на корму! Это первоочередная мера. Но обеспечить выполнение такого приказания совсем не просто, когда палуба забита непривычными к корабельным условиям людьми. Потрясенные всем происходящим, многие пассажиры никак не реагируют на команду. Некоторые начинают беспорядочно метаться от борта к борту.

Положение спасает Коновалов. С того момента как корабль получил первое повреждение, комиссар все время на палубе, и он сразу поспешил к очагу новой опасности. С мостика не слышно, что Коновалов говорит пассажирам, однако видно действие его слов: прекращаются шарахания от борта к борту, полубак быстро пустеет.

Но и после того как сотни людей переместились к корме, осевший нос приподнялся лишь чуть-чуть. Уже выяснилось, что «Ташкент» получил целую серию пробоин. Затоплены таранный отсек и провизионные кладовые. Носовая аварийная партия пытается не пустить воду в примыкающий к ним первый кубрик, однако затапливается и он.

С затопленными отсеками, с заклиненным рулем «Ташкент» продолжает бой. Это бой очень неравный. Ведь сила нашего корабля — в сочетании огня с маневром. А теперь для лидера уже невозможны резкие, стремительные повороты. Уклоняясь от бомб, корабль успевает отвернуть вправо или влево лишь градусов на двадцать тридцать. Раз ограничен маневр, надо усиливать, как только можно, зенитный огонь. Но стволы автоматов раскалились уже так, что приходится поливать их водой.

На подачу воды зенитчикам встала группа севастопольских женщин, вооружившихся кто боцманским брезентовым ведром, кто суповым бачком. Всей их бригадой командует худенькая коротко остриженная брюнетка в светлой кофточке. Мне некогда сейчас присматриваться к тому, что происходит на палубе, но эту быструю, проворную женщину нельзя не заметить.

Вижу также, что прямо у стреляющих автоматов перевязывают раненых осколки бомб залетели и туда. Потом на мостик доложили, что у зенитчиков ранены краснофлотцы Леонид Баруткин, Дмитрий Рудаков и Сергей Самсонов. Последние двое — из расчета Гутника. Рядом с ними был Боря Кулешин, но его не задело. Ранен также политрук БЧ-II Беркаль, находившийся на площадке зенитчиков с начала боя. Он и после перевязки остался с ними.

Мы уже прошли место, обозначенное на карте у Еремеева заштрихованным кружком. Думаю, что штурман учел течения точно, однако никаких следов «Безупречного» обнаружить не удалось. Конечно, условия боя, который вел «Ташкент», исключали настоящий, широкий поиск…