Лидер

Купрюхин Юрий

Подсел лейтенант.

– Вы никогда не имели опыта в работе над крысами?

Чуть не вздрогнул. Ведь тщательно скрывал свое образование.

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Вы с таким интересом за ними наблюдали. Хотите еще понаблюдать? Лаборант заболел надолго, а нового человека пока найдут, пока проверят... Будем вам приплачивать. Идет?

– Что ж, с удовольствием.

– Ну и отлично. Завтра, после стрельбища, зайдите ко мне в кабинет за инструкциями.

– Простите, а что здесь делают? Хотя бы в общих чертах. Или это военная

тайна?

– Химические и биологические опыты над животными. Год назад здесь все кипело, работа шла полным ходом, не хватало места и людей. А после международного моратория все заглохло. Течет понемногу, что разрешено. Ищут иммунитет против стратегических болезней... и прочее. Никакой особенной тайны нет. Но ведь военные так любят таинственность, - лейтенант сказал это, как бы отделяя их двоих от военных. Так, чтобы возникла иллюзия некоего сообщества. И на этом разговор закончился.

Почему-то все кажется, что этот лейтенант знает обо мне больше, чем делает вид, но те мелочи, из которых это ощущение складывается, ускользают от сознания.

Всю ночь снились идущие в атаку крысы. Они падали под пулеметными очередями и забрасывали гранатами пулеметные гнезда.

У меня явные признаки невроза. Только-только в армии - и уже пожалуйста. Чтобы устранить разлад в психике, надо сформулировать, что именно тебя мучит. Пожалуй, больше всего тревожит сходность крысиной и человеческой ситуаций. Но ведь в том-то и дело, что это неверная аналогия. Человек всегда может поступить нетривиально - и выйти из эксперимента.

После обеда лейтенант дал инструкцию и опять попросил следить за крысами. На этот раз днем.

Был выходной, и в лаборатории никого не было. Крысы мирно спали. Он стал проверять видеомагнитофоны и у западного увидел оставленную кем-то кассету.

Может, забавное чего увижу. Раз валяется, чего не посмотреть?

Увиденное трудно было назвать забавным. Это был снятый скрытой камерой пожар на подводной лодке.

Загорелось сразу очень сильно, и было видно - трудно погасить.

"Задраить отсек", - приказал капитан.
– "Там еще три человека", доложил, видимо, вахтенный.
– "Задраить отсек!" - повторил капитан и сам побежал к люку. Пятеро матросов задраили отсек. Оттуда, с той стороны, где огонь, били в люк чем-то тяжелым и слышны были крики. Сначала возмущенные, потом - крики отчаяния и боли.

Люк задраен, пожар дальше не распространяется, и, видимо, без доступа воздуха прекратился. Молодой матросик у обгоревшего люка бьется в истерике, размазывая по лицу смесь копоти и слез.

"Принимайтесь за уборку!" - резко приказывает капитан прибежавшему офицеру. Офицер показывает пример. Матросы, как сомнамбулы, натыкаясь на стены, тоже принимаются за уборку. Офицер подходит к капитану: "У меня все же есть ощущение, что команды они выполняют медленнее, чем обычно. И, какая-то, знаете, общая тупость".
– "Ну и что?" - капитан деловит и сосредоточен.

Средство просто чудодейственное! Специально смоделирована ситуация. Да и уборка. После такого потрясения - и уборка. Стоило только подать пример. Сам бы не видел - не поверил бы. У этого средства грандиозные возможности.

Теперь все стало на свои места. Ясна цель эксперимента. Групповые камикадзе. Стоит подать пример. На миру и смерть красна. И не надо годами воспитывать фанатичность, наподобие мусульманской. Фидианов-ассасинов воспитывали с детства, тратили массу сил, времени и средств, и они представляли собой грандиозную силу. А тут... Например, один укол.

Не так уж нынешние военные и нерентабельны.

Ничего, все эти штучки хороши для крыс и для Боксеров с Пончиками. Со мной это не пройдет. Для начала придется выбиться в лидеры. Шансов больше. А там как-нибудь выкручусь. На пути к лидерству стоит Боксер. Придется его сломать.

На следующий день все свободное время он провел в фотокомнате. Фотографировать разрешалось. Надо было только предъявлять все снимки и сдавать негативы, но этого легко можно было избежать. Когда-то он собирался стать корреспондентом и научился вполне прилично фотографировать и печатать снимки. И заодно, на всякий случай, овладел искусством фотомонтажа. Теперь это пригодилось. Монтаж получился отменный.

Он стоял на вышке, и фотографии грели ему карман. Он предвкушал, какое лицо будет у Боксера. Только теперь понял, как тот ему надоел со своим лидерством. Или только теперь так стало ему казаться.

В углу он заметил рисунок, прикрепленный к стене. Его то ли забыл, то ли оставил Художник, дежуривший утром. С неба сыпались крысы. Над некоторыми раскрывались облачка парашютов, некоторые летели кувырком. Внизу - смешанный пейзаж. Навстречу крысам летели огненные черточки трассирующих пуль. Были видны лежащие среди рваных парашютов крысиные тельца с кровавыми ободками. Ближайшие крысиные морды горели тупо-восторженным энтузиазмом.

Художник тоже наблюдал за опытами?

Его должен был сменить Боксер. Он, как всегда, опаздывал. Чтобы лишний раз подчеркнуть, что ему - можно.

Опоздание - это повод. Набросаю еще бумажек. Пусть заставит убрать. Пора обматывать приклад полотенцем.

Боксер подтянулся и легко, одним движением, впрыгнул в люк. Сразу увидел мусор.

– Ну-ка! Быстренько убрать!

– Мне не нравится твой тон. И опоздал ты на десять минут.

Обмотанный полотенцем приклад он держал так, чтобы его не было видно.

– Что?! Что ты сказал?!
– Боксер отставил ногу поудобнее.

– Смотри, там ты есть, - и показал рисунок.

Боксер нагнулся к рисунку, и в тот же момент удар прикладом по голове сбил его с ног.

Главное - не перестараться. Нужно только слабое сотрясение. Не прибить. Сотрясение и - потрясение.

Когда Боксер очнулся, протянул ему несколько фотографий. На них Боксер в будочке на вышке занимался детским грехом.

Боксер рванулся:

– Монтаж! Сволочь!
– хотел встать, но удар прикладом в живот согнул его пополам.