Лифт в преисподнюю

Март Михаил

Профессор с большим уважением относился к Чарову как к отличному аналитику и неординарному историку. К тому же Чаров хорошо оплачивал даже незначительные заказы, которые профессор скрупулезно выполнял, зная дотошность и прозорливость своего бывшего ученика. Каждый отчет перед Чаровым был для профессора своего рода экзаменом. Он должен был иметь ответы на любые, порой совершенно неожиданные и каверзные вопросы. Профессору нравились такого рода экзамены, заставляющие вникать в суть проблемы, нравилась необходимость искать ответы на вопросы, которые сам себе он никогда не задавал.

Очередной экзамен предстоял профессору и сегодня. Он с большим волнением встретил Чарова в своей огромной неуютной квартире, где хозяину приходилось спать на кушетке, ибо для другой мебели среди книг не оставалось места.

— Извини, Геночка,

еще не готов к твоим каверзным вопросам, а могу лишь пробежаться галопом по европам и обрисовать тебе картину в общих чертах. Но, как мне кажется, версия моя тебе может понравиться из-за своей бредовости. Она мало подходит для конца восемнадцатого века, когда люди имели другие ценности.

— Понимаю, Мефодий Валерьяныч, но за последнее тысячелетие люди мало изменились. Понятия: алчность, власть, сила не нами придуманы. По этим причинам рухнули великая Римская империя и Византия.

Они прошли на кухню, единственное место, где имелся стол и где можно было выпить по чашке чая с сахаром вприкуску, как любил хозяин.

Побаловавшись чайком, старик выкурил трубку, гость сигарету. Чаров никогда не торопил профессора, тот сам выходил на нужный разговор совершенно неожиданно, словно вспоминал какой-то остроумный анекдот во время попойки.

— Помнишь ли ты Федора Ростопчина, Гена?

— Тот, что вылез из грязи в князи?

— В графы.

Чаров почесал подбородок, подумал и начал тихо говорить:

— Камер-юнкер Екатерины Второй, завоевавший славу скабрезными анекдотами и острым языком, ставший в последствии генерал-адъютантом и нянькой наследника престола. А Павел возвел его в генерал-лейтенанты и сделал канцлером Мальтийского ордена. В конце концов, Ростопчин получил земли под Москвой, графский титул и чин генерала от инфантерии. Генерал-губернатор Москвы, возглавивший ополчение в двенадцатом году, впоследствии обвинен в ее поджоге и отправлен в отставку.

— Если бы ты учился в пятом классе средней школы, я поставил бы тебе пятерку. Но как ты догадываешься, я хочу провести параллель между Ростопчиным и твоим сложным заданием. До тысяча восемьсот первого года грузинские вельможи и духовенство довольно часто упоминали о своей реликвии — ожерелье Великой царицы Тамары. После того как Грузия примкнула к Российской империи, ни в одном документе о символе победы не говорится ни слова. Россия взяла Кавказ под крыло двуглавого орла. Я почти уверен в том, что грузинские правители, следуя традициям, передали ожерелье новому правителю и победителю.

— Коим являлся император Александр Первый. Но я очень внимательно изучил личные ценности императорского двора вплоть до золотых и перламутровых табакерок. Реестр полный, в нем ничего не утаено. Однако в документах и намека нет на ожерелье грузинской царицы.

— А если дар Грузии не дошел до императора? Ведь Александр не ездил в те годы на Кавказ. Давай вспомним детали. Именно генерал Ростопчин, будучи членом коллегии иностранных дел, и ездил подписывать договор с грузинами и отвозил им манифест государя императора. Представим себе на минутку, что грузины передали императору ожерелье Тамары через Ростопчина. Но граф не довез его до адресата.

— И это могло остаться незамеченным? А грамоты, а письма?

— Еще одна деталь. Ростопчин занимал так же пост главного директора почтового департамента. Он мог сортировать почту по собственному усмотрению. Во всяком случае, тебе стоит заглянуть в госархив и просмотреть документы. Указы Александра, манифесты, переписку. Не все сохранилось, разумеется. Но вдруг ты наткнешься на отчет Ростопчина о поездке в Грузию! Такой должен иметь место.

— Сокрытие подношений царствующим особам? Уму непостижимо!

— Как видно, я у тебя научился дерзости, а ты с годами становишься более консервативным, похожим на меня в молодости. Не так прост был Ростопчин. Ведь он же не потомственный граф, а сын мужика. А ты прекрасно знаешь, как обогащается нынешнее мужичье, стоит ему дорваться до власти. Получил мандат, гарантированную неприкосновенность и бери все, что под руку попадется! Завтра могут опять вышвырнуть на улицу. С Ростопчиным так и получилось. Почему это он сразу же попадает в опалу после поездки в Грузию? Не потому ли, что история с «потерей» ожерелья, рассказ о горцах или янычарах-грабителях не понравилась Александру? Кто знает. А может, Александр избавлялся от вельмож

своего отца. Но Ростопчин отправлен в Вороново, свое подмосковное имение. Только много лет спустя его простили и сделали генерал-губернатором Москвы. Герой двенадцатого года, создатель ополчения и партизанского движения, патриот до мозга костей… Так ли? Слышал ведь наверняка историю о том, как Ростопчин сжег свое имение, чтобы оно не досталось французам. Богатейшая библиотека сгорела, китайский фарфор, картины великих мастеров. Ничего не пощадил граф. Гол, как сокол остался, а врагу не дал крыши над головой и не позволил ему харчеваться на своих сервизах. Усадьба сгорела дотла и обвалилась. Но вот удивительно: из сада пропали мраморные статуи. А мрамор не горит, да и постаменты целы остались. Ходили слухи, будто под усадьбой есть подземелье, где граф мог спрятать свои сокровища. Никто их не искал и до сегодняшнего дня. Но по-моему мнению, граф свое добро вывез из усадьбы, а потом сжег пустой дом. Главное, выглядеть патриотом в глазах народа и правителя. Что ж, в его героизме и сегодня никто не сомневается… Секундочку. Я тебе сейчас кое-что покажу. — Старик вышел и вернулся с книгой в старом кожаном переплете. — Вот. История завоеваний Юлия Цезаря. Издание тысяча семьсот восьмидесятого года Петербургской академии наук. Тогда еще руководимой Дашковой. Глянь. — На титульном листе стоял экслибрис графа Федора Васильевича Ростопчина. — Невежда, — брезгливо продолжал профессор. — Мужиком родился, мужиком и остался. В нем собственник говорит. Поставить свое ничтожное имя на титульном листе! Мол, знайте, кому принадлежит сей уникальный фолиант. Мое! Потомственные дворяне свои штампы ставили на тринадцатой странице, к чему и современных библиотекарей приучили. Но дело не в этом. Я показал тебе пример. Эта книга из библиотеки Ростопчина, которая, якобы, сгорела. И еще. Я связался с одним известным искусствоведом, человеком очень осведомленным. У него есть перечень некоторых картин, находившихся в те времена во владении Ростопчина. Кипренский, Рокотов и многие другие. Резонно поднять каталоги лондонских и парижских аукционов и проверить, не проходили ли через них живописные полотна из коллекции Ростопчина. Список будет готов через пару дней. Как ты догадываешься, на холсте с оборотной стороны тоже должны стоять метки великого патриота. Он, как кошка или пес, метил всю свою собственность. Это лишь подтвердит мои догадки. Можно предположить, что Ростопчин вывез свои сокровища за рубеж. У него была такая возможность во время второй опалы. После войны шли толки, будто Ростопчин сжег Москву. И не без оснований. Граф ушел в отставку и в четырнадцатом году уехал в Париж, где с почестями был принят Людовиком как злейший враг узурпатора. В Париже он прожил несколько лет и написал книгу «Правда о пожаре в Москве», в которой выгораживал себя по всем статьям. Не на Западе ли застряли сокровища Ростопчина? Жить в Париже и Лондоне четыре года непросто. Нужны большие средства.

— Мысль очень неожиданная и интересная. У меня нет к вам вопросов, профессор. Необходимо переварить столь серьезную информацию. Пожалуй, я пойду. Мне следует сделать ряд серьезных поручений в связи с неожиданными открытиями.

— Готов к любым атакам с твоей стороны. Задачка, надо сказать, не из легких. На данный момент мои предположения тянут лишь на слабую версию, зацепку. Но не имея ничего, и это можно считать сдвигом.

— Чутье мне подсказывает, что вы не ошиблись. Я воспринял ваши доводы очень серьезно, они хорошо аргументированы. На днях я вновь объявлюсь. Надеюсь, с результатами.

— Бог в помощь!

* * *

В спецхране Чарова встретила Антонина Михайловна Гриценко, проработавшая в архиве более тридцати лет и занимающая высокий пост среди «бумажных крыс», как она сама определяла себя и своих коллег. С Чаровым она сотрудничала очень давно и не раз шла на серьезные нарушения, такие, как вынос бесценных документов за пределы режимного учреждения.

Тут надо сделать сноску. Чаров платил женщине хорошие деньги, на которые можно жить всей семьей: кормить сына и его жену, студентов дневного вуза. Во-вторых, Чаров всегда возвращал документы в срок и в полной сохранности. Каждый из партнеров понимал, что сотрудничество их долгосрочное, построено на доверительных отношениях и приносит каждому желаемые результаты.