Лифт
Шрифт:
– На Полемо, Сенецо и Пастино насчитывается несколько десятков видов больших и малых рептилий, - ответил ящер.
– Все они заняты в определенной сфере жизни общества, в зависимости от уровня интеллекта и особенностей физического развития.
Сельским хозяйством, например, заняты в основном крылатые ящеры. Культура и наука - удел высокоинтеллектуальных рептилий, к которым принадлежу и я.
– Если планета Сенецо так прекрасна, что вас заинтересовало на нашей Земле?
– Сенецо - действительно прекрасная планета. Но мы, как и вы, ищем контакты с себе подобными. Наша миссия здесь -
– О нашей литературе мы немало беседовали. Расскажите мне подробнее о вашей. Неужели действительно ваша официальная критика не допускает никаких отклонений от фактов?
– Ни малейших! Все должно быть строго документировано, вплоть до мелочей. Например, вы пишете о таком важном событии, как появление на свет потомства вашего героя. Так вот, помимо данных о родителях, указываются все присутствовавшие на торжестве, номера их личных удостоверений, фазы наших лун, даже совпадение прогноза погоды. В общем, множество сведений приводится, которые могут быть полезны будущим исследователям...
– Но тогда, осмелюсь высказать это вслух, здесь не столько творческий процесс, сколько механическое накапливание фактов. И никаких попыток их анализа!
– Не согласен!
– решительно возразил Пришелец.
– В накапливании фактов есть своя прелесть... И польза. Количество переходит в качество. А главное - исключается всякая фальсификация! И для тех, кто, подобно мне, присматривает за литературой и искусством на Сенецо, тоже удобно - никаких проблем!..
– Нет, я понимаю творческий процесс по-иному, - возразил я.
– Нам трудно понять друг друга, - примирительно сказал посланец галактики "Голубая туманность".
– Даже если предположить, что мозг человека и ящера разумного приблизительно равны по объему и весу, восприятие, и психика, и оценки действительности у нас все равно будут различными.
Как понять, например, что отдыхающая Степанова написала фантастический рассказ про древних ящеров?
– продолжал Иностранный Писатель.
– Я между делом заинтересовался здешним конкурсом.
Что заставляет людей браться за перо? Стремление к познанию самих себя? Или это прием для активизации мышления? Как они реагируют на необъяснимые явления?
Если сейчас я приму свой обычный облик, как поведут себя люди, находящиеся на этом пляже?
– неожиданно проговорил он.
– Насколько прочна их психика?..
– Вряд ли это следует делать...
– начал было я и запнулся.
В глазах моего собеседника вдруг появился какой-то особенный блеск. Цвет их быстро менялся. Бездонная голубизна растворилась без следа, уступив место красновато-коричневым тонам. Глазницы запали, углубились, резко обозначились надбровные дуги. Ротовая полость выдвинулась вперед, нос приплюснулся. Уши сдвинулись ближе к макушке и торчали там двумя треугольниками. Волосы на голове удлинились и поредели.
Я,
Память моя, подобно электронно-вычислительной машине, мгновенно отыскала сходную картину, виденную мной в проеме лифта. Это был тот самый ящер.
Только теперь я обратил внимание на одну необыкновенную особенность его облика. С ног до головы, от лап до кончика хвоста ящер был покрыт гладкой... почти человеческой кожей!
– Что вы натворили!
– крикнул я ему.
– Осторожно!
На литературном пляже поднялся невообразимый переполох. Отдыхающие и Пишущие, увидев рядом с собой монстра, с криками бросились врассыпную. Те, кто располагался ближе к камышам, побежали сквозь них к зданию Литфонда. Большинство почему-то предпочло прыгнуть в море.
Ящер начал метаться по пляжу. Из-под его ног во все стороны летела крупная морская галька. Видимо, он не знал, на что решиться. Сквозь шум и гам перепуганных насмерть литераторов до меня долетели шамкающие звуки, исходившие из пасти рептилии:
– А-шип-ка, ка-кая а-шип-ка! Про-вал ми-с-с-ии!
Наконец он подбежал к кромке воды, огляделся по сторонам и... бросился в море. Люди начали выскакивать на берег со скоростью антарктических пингвинов. В одно мгновение в море не осталось ни души.
Ящер показался на поверхности метрах в ста пятидесяти от берега. Потом снова ушел на глубину и больше не показывался.
* * *
В холле первого этажа толчея была, как на вокзале: день отъезда и заезда одновременно. Только что приехавшие и уезжавшие толпились вокруг своих чемоданов, кофров, баулов, дорожных сумок и пишущих машинок в футлярах. Некоторые нервничали, выходили на воздух, под козырек над входом, курили без перерыва. Все разговоры вертелись вокруг ящера.
Я искал Иностранного Писателя: побродил среди людей, заглянул в кабину междугородного телефонаавтомата. Все было тщетно - Пришелец как сквозь землю провалился. Я-то знал, что он должен непременно объявиться снова. В человеческом облике.
Решил пойти на поиски - сквозь заросли самшита, к камышам. Пляж, солярий, укромное местечко в зарослях ежевики. Пахучие кустики фенхеля на песчаном склоне. Под ногами хрустел белый гравий, шуршал темный песок, шелестели квадратные цементные плитки. Поиски были напрасны.
Но он должен был вернуться для того, чтобы объясниться со мной. Ведь он так и не понял, почему на Земле предпочитают художественный вымысел строгой документальности.
...Вдруг я его увидел. Издали узнал его австралийские джинсы и тенниску со стоячим воротничком. Пришелец вышагивал по направлению к зданию Литфонда, петляя среди кустов ежевики. Нас разделяло метров пятьдесят, и мне хотелось крикнуть ему, чтобы он подождал, но я этого не сделал - меня что-то удержало. Я последовал за Пришельцем, решив, что догоню его.