Лига мартинариев
Шрифт:
— Мэр приказывает тебе покинуть город и не возвращаться вплоть до его особого распоряжения, — проговорил Нартов так громко, что его расслышал не только Кентис, но и официанты, и я.
— Пашенька, а ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Как мне кажется — нет… — покачал головой Кентис. — Ты считаешь меня подонком и хочешь оградить от моих происков Старика. Ты молодец, Паша. Ты предан шефу. Это великое качество! Но к превеликому сожалению ты ничего не понимаешь! Вот Ева — она скоро поймет… А ты — нет…
— Заткнись! — рявкнул Нартов. — Ты сейчас же сядешь в машину и уедешь.
— Извини, Паша, но у меня нет машины.
— Машина найдется, — прервал его Павел.
Я подошла ближе и остановилась на границе фиолетовой тени от тента. Мне казалось, что Кентис и Нартов говорят на разных языках.
— Благодарю за предложение, Пашенька. В последнее время я совершенно ошалел от щедрот Лиги. И потому предлагаю не горячиться и не торопиться, просто сесть и выпить за Старика и Лигу. Эй, принесите что-нибудь покрепче! — крикнул Кентис двум белоснежным официантам, которые даже не потрудились обернуться.
— О чем мы будем говорить? — прошипел Нартов.
— К примеру, как ты планируешь занять место Старика…
Кентис не успел договорить — Пашка ударил его по лицу. Удар вышел несильный, Кентис лишь качнулся и вцепился в край стола.
— Во двор его! — приказал Павел, оборачиваясь к своим подручным.
Те исполнили команду мгновенно: подхватили Кентиса с двух сторон и поволокли между столиками. Официанты демонстративно отвернулись. А я как дура кинулась следом. Охранник, скучавший у ворот, попытался было воспротивиться, но Павел шепнул ему несколько слов, и тот послушно отступил.
— Приказ Старика, — долетело до меня.
Старик велел избить собственного сына?! Просто невероятно… Но ведь Павел — он зам. Старика… И… Никого больше не опасаясь, «гориллы» протащили Кентиса в маленький дворик позади кафе, прикрыть за собой железные ворота. Почти сразу же послышался мокрый шлепок удара и глухой всхлип боли.
Новый удар. Еще один. И еще. Может, они только изображают, что бьют? Я бросилась к воротам. Двор был плотно заставлен штабелями пустых ящиков и коробок.
— Кентис!
На мой крик обернулся Нартов. Его лицо покраснело и покрылось потом. Он казался пьяным. В руке его мелькнула «розочка» от разбитой бутылки. Кентиса я не видела — видимо, он лежал где-то среди ящиков, у Пашкиных ног.
— Пошла вон! — взвизгнул дорогой братец.
Я попыталась обогнуть ящики. Пашкин помощник загородил проход и схватил меня за руку.
— Девочка, ты ошиблась. Тебе не туда! — он развернул меня, заломив руку за спину и с противным смешком толкнул вперед.
Я обернулась и влепила ему пощечину. В следующую секунду я летела, головой прошибая дорогу меж сложенных ящиков.
— Не смей, Тосс! — долетел до меня крик Нартова. — Это моя сестра.
— Она дерется, — мрачно огрызнулся Тосс.
Несколько секунд я лежала, не понимая, что произошло, потом, мотая головой и отфыркиваясь, села. При этом рассыпался еще целый штабель ящиков. В освободившийся просвет я увидела Кентиса. Он лежал на земле, и лицо его было повернуто в мою сторону. Только вряд ли сейчас это можно было назвать лицом — сплошное кровавое месиво. И на фоне мясного — ослепительные, невозможно яркие голубые глаза. Они смотрели на меня, и в них не было боли. Только некое подобие улыбки, насмешки или… Я вскочила, схватила ближайший ящик и, одним прыжком оказавшись возле Нартова, изо всей силы огрела дорогого братца по голове. Дно пробилось. И Пашкина голова застряла в пластике, как в рабском ярме. В то же мгновение у меня за спиной отворилась дверь в кафе, и на пороге появился Орас в совершенно непривычном виде — на нем был темный спортивный костюм, а в руках — увесистая дубинка. Плотный трикотаж подчеркивал ширину его плеч и коренастость фигуры.
— А ну пошли вон, — крикнул он Пашке, будто мелкому воришке. — Это частное владение.
Тосс был в двух шагах от меня, но слова Ораса, вернее, не столько слова, сколько тон, которым они были сказаны, заставили его остановиться. Тосс напоминал волкодава, изготовившегося к прыжку и внезапно услышавшего окрик хозяина. Меня так и подмывало рискнуть и надеть ему на голову пластмассовый ящик.
Тем временем Нартов делал бесполезные попытки освободиться от своего «ярма». Один из охранников Ораса, появившийся почти одновременно с хозяином, подошел к Пашке и бесцеремонно содрал у него с шеи искореженное хозяйское имущество. От боли Пашка запричитал, прижал ладонь к оцарапанной щеке и бросил на меня полный ненависти взгляд — будто именно я была виновата в его неудаче.
— Сбегай в зал, вызови «скорую», - приказал Орас и слегка толкнул меня дубинкой меж лопатой. — Телефон за стойкой у бармена.
Не помню, как я прошла в зал и набрала номер. В голове у меня будто вертелись, как в калейдоскопе, осколки каких-то догадок, вертелись, но никак не могли сложиться в цельную картинку.
Когда я вернулась, ни Пашки, ни его подручных уже не было во дворе. Орас сидел на корточках возле Кентиса, и, как мне показалось в первую минуту, щупал ему пульс. Потом я поняла, что ошиблась. Он в самом деле держал Кентиса за руку, и внимательно разглядывал кожу. На правой ладони Кентиса рдел красный след ожога правильной круглой формы. И как мне почудилось — в кружке этом в самом деле читалась какая-то буква. Заметив меня, Орас отпустил руку Кентиса и поднялся.
— Я ошибся, — сказал он, подходя ко мне и вытирая платком перепачканные в крови руки. — Думал — он погоняла. А выходит — простой мартинарий. Это все осложняет…
— Мартинарий? — переспросила я.
Бог мой, как же я сама не догадалась?! Теперь все встало на свои места — и поджог моего дома, и это избиение, которое, казалось, сам Кентис и спровоцировал… Боже мой, как я была в ту минуту счастлива!
— Андрей, дорогуша! — я чмокнула ошалевшего Ораса в щеку и бросилась к лежащему на земле Кентису.
В эту минуту во двор въехала машина «скорой». Выпрыгнувшие из нее ребята с носилками оттеснили меня в сторону и занялись пострадавшим.
— Я бы на твоем месте так не радовался, — заметил Орас, подойдя сзади. — Два мартинария — это явный перебор.
Но я не стала его слушать — оттолкнув белохалатного, я залезла в машину «скорой» вслед за носилками с Кентисом.
— Кентис, дорогой, я преклоняюсь, — я попыталась сползти на колени в проход, но мешали носилки. — Такие, как ты, искупают подлое и низкое в людях… Если бы кто-нибудь рассказал мне прежде, я бы не поверила… Я горжусь, я счастлива…