Лихо ветреное
Шрифт:
Ладно, лечиться будем потом. А пока можно еще разок выйти на этот дурацкий балкон, посмотреть издалека… Так, на всякий случай. Может, на самом деле там и нет ничего интересного, может, придумал он сам, как всегда, что-то интересное на ровном месте… Как говорит Макаров, лучшее средство от любви с первого взгляда — это посмотреть второй раз.
Павел повертел головой, — полированного корыта рядом с клубом не было. Понял, что обрадовался этому, — и тут же устыдился своей радости. Господи помилуй, да что ж это он себя так ведет-то? Ему все-таки уже не пятнадцать лет!
Когда ему было пятнадцать лет, он сильно страдал от безответной любви. Даже стихи начал писать, но тетя Лида это дело пресекла
— Это еще полбеды, ты, Павлик, хоть не совсем глупый, у других-то еще смешнее получается. Чистые гормоны, никакого таланта. Ты лучше спортом посерьезней займись, очень помогает.
Тогда он за «никакого таланта» обиделся на тетю Лиду. Но как раз тогда же и спортом занялся посерьезнее… Действительно, помогло.
Пойти, что ли, спортом заняться? Тут у них замечательные тренажеры есть, он вчера видел. А уж после тренажеров — на балкон, проверять впечатление. Когда Зоя вчера работу закончила? В три. Время еще есть, прорва времени, за пару часов он сумеет так умотаться, что второй взгляд будет абсолютно трезвым.
Павел уже собрался выходить из машины, когда увидел Зою. Она появилась из дверей клуба, глянула на часы и направилась в его сторону. Нынче Зоя была не топ-моделью, а обыкновенной девчонкой в невыразительной какой-то одежке — серенькое платье мешком, серенькие тряпочные тапочки на шнуровке, вместо сумки — серенький тряпочный мешок с веревочными ручками… Но Павел ее сразу узнал. Теперь, наверное, он ее в любом виде узнал бы — хоть в парандже, хоть в медвежьей шкуре, хоть в глубоководном скафандре. Пластика у нее была очень узнаваемая. Всегда. Как бы она ни двигалась, как бы ни бегала, прыгала, плясала, кривлялась, ходила, виляя бедрами и раздраженно дергая длинным тигриным хвостом, — в любом случае это была только ее пластика, больше никто не мог так бегать, прыгать, кривляться и дергать хвостом. Иногда это и с голосом бывает. Слышишь голос — и аж сердце щемит, хотя вроде бы человек и не говорит ничего такого. Обертона, что ли, какие-то особенные? Такому голосу веришь раз и навсегда, человек с таким голосом становится для тебя на всю жизнь гуру. Хорошо, если это тетя Лида. А если проповедник какой-нибудь безумной секты?
Сейчас Зоя шла неторопливо, но в то же время как-то деловито и целеустремленно. Прямо к нему. Или не к нему? Павел опять покрутил головой — нет, керосинки Серого в обозримом пространстве не было. И он уже хотел выйти из машины, но тут откуда-то сбоку Зое наперерез выскочил смешной тип в ярких клетчатых шортах, просторной желтой футболке и зеленых босоножках на белые носки. Светло-желтые волосы были подстрижены, как у какой-то французской певицы семидесятых годов — длинное каре с челкой ниже бровей. А на шее — детская фенька, что-то вроде обломка кирпича на веревочке. Павел сначала даже подумал, что это девочка, — ну, нескладная немного, ну, костлявая… Что ж, бывает. Наверное, тоже у Зои позаниматься хочет. Если нормальной фигуры не досталось — так хоть двигаться научится.
Смешной тип окликнул Зою, и Павел понял, что это никакая не девочка, это типичный мальчик, причем — не сказать, что слишком юный. Зоя остановилась на мгновение, повернула голову в сторону смешного типа, молча отвернулась и опять неторопливо, но целеустремленно пошла своей дорогой. Тип удивленно глянул ей вслед, помедлил в нерешительности, но все же кинулся за ней, забежал вперед, стал что-то говорить, активно жестикулируя. Зоя, равнодушно поглядывая по сторонам, обогнула его, как неодушевленный предмет, но не успела сделать и пары шагов, как смешной тип схватил ее за руку и сильно дернул назад. Это уже не
Павел выскочил из машины и бросился к Зое, но та и сама кое-какие меры приняла: грамотно саданула носком серой тапки волосатому под колено, смазала серой тряпочной сумкой по морде и, сложив пальцы свободной руки в кукиш, резко воткнула этот кукиш ему в солнечное сплетение, — все это одновременно и очень быстро. Вряд ли это было опасно, да и ничего особо болезненного, наверное, тоже не было, но волосатый охотно рухнул на колени, согнулся, хватая воздух открытым ртом, и почему-то принялся гладить свое лицо дрожащими руками. Зоя стояла над ним совершенно спокойная, дула на большой палец левой руки, в правой покачивала тряпочную сумку. Наблюдала.
Павел был в двух шагах, когда она подняла взгляд от этого волосатого — и заметила его. Чуть-чуть нахмурилась, слегка сжала губы, молча уставилась — и он сразу вспомнил: «А вам какое до этого дело?» Остановился как вкопанный, вдруг сообразив, что опять без спросу лезет в незнакомую ситуацию, в чужую жизнь, в выяснение чужих отношений…
Волосатый продышался, прокашлялся, активизировался и начал подниматься с колен, поскуливая и шипя сквозь зубы. Встал, держась за живот и громко дыша, икнул и хрипло заговорил:
— Ты меня запомнишь, сука, по миру пойдешь со своими ублюдками, у меня имя, я тебе устрою, отовсюду вышибут, не захотела делиться по-хорошему — все отдашь, шлюха кабацкая…
Павел ладонью постукал волосатого по спине, и тот захлебнулся своей скороговоркой, сильно вздрогнул и оглянулся. Павлу показалось, что тип ожидал увидеть кого-то другого, кого-то гораздо страшнее, чем Павел, — во всяком случае, ужас на его лице сменился облегчением, а потом недоумением.
— Тебе чего? — злобно прохрипел он, вперясь в Павла на редкость большими темными глазами без какого бы то ни было выражения. Наркоман, что ли? Или от рождения такой… — Чего тебе надо? Иди отсюда… Или еще один ее кобель? В очередь встань…
Павел слегка хлопнул волосатого по кадыку, и тот заткнулся, заводя глаза к небу и хватаясь за горло руками. Зоя переложила свою тряпочную сумку в левую руку и принялась деловито сворачивать пальцы правой в кукиш.
— Не надо руки травмировать, — хмуро сказал Павел. — Суставы травмировать никогда не надо. Заживают долго. А потом все равно аукается.
Зоя с сомнением посмотрела на него, на свою руку, на волосатого, и уже вроде бы согласилась с Павлом, но тут волосатый стал сипло материться, и Зоя хищно подобралась, отводя свой боевой кукиш для хорошего удара. Павел вздохнул и шагнул к волосатому, на секунду опередив ее, с силой пригнул голову этого придурка к земле, подхватил одной рукой за пояс, другой — за ворот футболки и понес к большому железному ящику с песком, в который все кидали всякий мусор. Нести было неудобно — волосатый трепыхался и сипло верещал, — и Павел на ходу немного задел его коленом по носу, чтобы не мешал. Волосатый тоненько всхлипнул и затих, и Павел донес его до ящика с песком, бросил, как получилось, — не влез волосатый в ящик целиком, не такой уж большой ящик оказался, — и уставился на свои руки, растопырив пальцы и брезгливо морщась.
— Не сдох? — с интересом спросил кто-то у него за спиной.
Павел оглянулся, только сейчас сообразив, что весь этот цирк видели посторонние люди, наверное, много людей, возле клуба «Федор» всегда много людей, ходят туда-сюда, туда-сюда… Ч-черт, как неловко… Рядом стоял курящий врач — тот самый, из клуба, — и скептически наблюдал, как волосатый возится в песке, в окурках и в банановой кожуре, пытаясь выбраться из ящика. Курящий врач что-то не спешил оказывать медицинскую помощь пострадавшему. Павел тем более не собирался помощь оказывать. Клятва Гиппократа не распространяется на тараканов.