Лихорадка в крови
Шрифт:
— Не говори так, Доминик! Неужели мы и в самом деле должны отказаться друг от друга? Пусть я рожу ребенка, отмеченного проклятием Людей Льда, меня это не страшит. Я буду любить его, ведь это будет твой ребенок!
— Я тоже не боюсь этого, — взволнованно сказал Доминик. — Я был бы хорошим отцом нашему ребенку, каким бы он ни был. Но я не могу рисковать тобой, Виллему. А вдруг я окажусь причиной твоей смерти? Ты же знаешь, что наш с тобой ребенок либо родится уродом, злым и опасным для людей, либо ты умрешь во время родов. Мы не должны
— Я готова пойти на риск ради хотя бы недолгого счастья с тобой, Доминик.
— Но я не готов. Ведь тогда мне придется жить без тебя, одному, со своим неизбывным горем и с ребенком, лишенным материнской ласки. Помнишь дядю Таральда, с ним случилось то же самое, и он этого не вынес. Он так никогда и не признал Колгрима. А ведь он даже не любил мать Колгрима, Сунниву. Что же тогда будет со мной? Нет, я слишком люблю тебя, чтобы рисковать твоей жизнью.
Виллему была растрогана.
— И ничьей другой? — она улыбнулась.
— И ничьей другой, — он тоже улыбнулся. — Виллему, я…
Снизу, со двора, кто-то крикнул:
— Виллему! Доминик! Где вы?
— Мать, — прошептал он, хотя снизу их все равно не могли слышать. — Она тревожится, беги вниз!
Он перегнулся через зубчатый бруствер и крикнул:
— Я здесь, матушка! Но я один, Виллему здесь нет!
Анетта подняла голову. Даже издалека было видно, что она испытала облегчение.
Виллему уже мчалась вниз по лестнице.
До Габриэльсхюса еще не дошли слухи о войне, и вся семья безмятежно радовалась долгожданной встрече.
Война оказалась для всех полной неожиданностью.
Датский флот с триумфом вернулся после битвы при Эланде и в сопровождении голландского флота подошел к Истаду в Сконе. Захватить город не представляло никакого труда.
Шведский король Карл, который со своим войском стоял в Мальме, ожидая удара со стороны Эресунда и в то же время готовясь сам захватить Зеландию, подобно тому, как ее захватил раньше его отец Карл X Густав, был как громом поражен. Он направил в Истад большой полк, чтобы остановить датчан, не подозревая, что датская армия готовится переправиться через Эресунд и высадиться возле Хельсингборга.
В Габриэльсхюсе начался переполох. К Тристану и Танкреду прибыл гонец с известием, что они должны тотчас присоединиться к армии в районе Дюрехавена. Доминик оказался в щекотливом положении.
Шведский курьер во вражеской стране! Анетта была в отчаянии и не знала, как они с Микаелом доберутся теперь до Стокгольма — ведь им предстояло пересечь местность, охваченную войной… А их бедный сын!..
Сесилия пришла в крайнее возбуждение. В поместье слишком давно не нарушалось мирное течение жизни. Все понимали, что истинный смысл происходящего не доходит до ее сознания, и что она не отдает себе отчета в том, что ее сын и внук отправились на войну, где им предстоит сражаться с Домиником, внуком Тарье Линда.
Норвежская ветвь семьи сохраняла относительное спокойствие. Их корабль должен был выйти из Копенгагена через неделю, но оставаться в Дании так долго они не могли. На другое утро в Норвегию отправлялась торговая шхуна, и они решили плыть на ней.
Наступило время прощания. Неожиданные события и страх его ускорили.
Хильда предложила Анетте и Микаелу поехать с ними в Норвегию, откуда им было бы легче перебраться в Швецию. Те с благодарностью приняли это приглашение.
Ирмелин наконец разрешили вернуться домой в Гростенсхольм, Хильда не могла больше обходиться без ее помощи. Ни Ирмелин, ни Никлас еще не были готовы к тому, чтобы жить по соседству и потому с них взяли слово избегать встреч друг с другом. Влюбленным сочувствовали, но и рисковать не хотели. Ирмелин же радовалась, что снова вернется домой.
Последнее, что видели норвежцы, покидая Габриэльсхюс, это фигуры двух женщин на крыльце. Старая, сгорбленная Сесилия долго махала им вслед. Рядом с ней застыла прямая, как свеча, Джессика.
Праздник кончился. Гости разъехались. Дочь Джессики навсегда покинула отчий дом. Муж и сын отправились на войну.
Виллему, которая до сих пор держалась стоически, неожиданно переполошила всех.
— Я даже не попрощалась с ним! — горько рыдала она, сидя в карете. — Он уехал прежде, чем я проснулась. Мы не успели и словом перемолвиться, а мне нужно было так много сказать ему!
— У тебя было довольно времени для разговоров, — сказала Габриэлла. — Успокойся, Виллему! Доминик поступил так ради вас обоих. Он сказал нам, что у него нет сил проститься с тобой.
«Он должен был обнять меня на прощание, — с отчаянием думала Виллему. — Я так ждала этой минуты, этого объятия, пусть даже самого короткого. Ни о чем другом я не просила. Но они отняли у меня и эту малость».
— Почему он не поехал через Норвегию, как все остальные? — сердито спросила она.
— Потому что в Швеции сейчас идет война, — терпеливо, как ребенку, объяснила мать. — Он королевский курьер, и у него важная миссия. Шведский король стоит сейчас со своей армией по другую сторону Эресунда. Доминику нечего делать в Норвегии.
— А как он переберется через Эресунд?
— Связь прервана еще не полностью. Он собирался заплатить какому-нибудь рыбаку, который переправил бы его как можно ближе к расположению шведов, а там он мог бы добраться до берега вплавь.
— Но это опасно! — воскликнула Виллему. — Ведь он может утонуть.
— Доминик хорошо плавает, — вмешался в разговор Калеб. — Курьер должен уметь все. Не тревожься за него, Доминик не пропадет.
— Какое безумие, — прошептала Виллему.
— Что именно?
— Война, конечно. Скандинавские страны должны дружить. Смотрите, как война разъединила наш род!
— Да, война всем в тягость, — согласился Калеб. — Во всем виновато это проклятое желание быть лучше других.