Лихорадка
Шрифт:
Приближающийся свет фар ослепил ее. Застигнутая врасплох, она, чтобы защитить глаза, прикрыла их рукой.
Из машины выбрался какой-то человек.
Доктор Фрэнсис Клевенджер оказался миниатюрным тощим человеком с птичьим лицом. На его хрупкой фигурке лабораторный халат болтался так, будто это был плащ-дождевик с отцовского плеча. Все эти особенности плюс абсолютно гладкое лицо, лишенное какой бы то ни было растительности, делали его значительно моложе. Он скорее походил на бледного подростка, чем на патоморфолога высшей категории. Он выпорхнул из-за стола,
— Стеклышки просто классные! — воскликнул Клевенджер. — Я ожидал увидеть что угодно, только не это. Идите скорей, смотрите! — Он жестом указал на учебный бинокулярный микроскоп.
Клэр и Ротстейн сели по обе стороны микроскопа и склонились над окулярами.
— Ну, что видите? — поинтересовался Клевенджер, прямо-таки пританцовывая от нетерпения.
— Скопление клеток, — сообщил Ротстейн. — Похоже, астроциты. И еще что-то, напоминающее рубцовую ткань.
— Так, хорошо для начала. Доктор Эллиот, а вы видите что-либо, заслуживающее внимания?
Клэр отрегулировала окуляр и вгляделась в предметное стекло. Она могла идентифицировать большинство клеток, благо еще не забыла лекции по гистологии, прослушанные в медицинском университете. Она распознала звездочки астроцитов, присутствие макрофагов — своеобразных чистильщиков, которые наводят порядок в организме после вторжения инфекции. Увидела и то, что успел заметить Ротстейн: завитки гранулированной ткани, или рубцевание — возможно, последствия сильного воспаления.
Повернув предметное стекло, она стала рассматривать следующую группу клеток. Перед глазами возник необычный рисунок — завиток фиброзного вещества толщиной в несколько клеток образовывал микроскопическую тканевую оболочку.
— Я вижу здесь инкапсуляцию, — доложила она. — Слой рубцовой ткани. Может, это киста? Какой-то инфекционный процесс, который иммунная система сумела оградить защитной стенкой?
— Уже теплее. Помните его компьютерную томограмму?
— Да. В мозге были обособленные массы с кальцинозом.
— После того как пациент был доставлен к нам, ему сделали магнитно-резонансную томографию, — добавил Ротстейн. — Она показала примерно то же. Обособленное инкапсулированное поражение ткани с кальцинозом.
— Верно, — одобрил Клевенджер. — А то, что сейчас идентифицировала доктор Эллиот, и есть защитная стенка. Иммунная система организма сформировала рубцовую ткань, которая обособила очаг воспаления.
— Каким же микроорганизмом была вызвана инфекция? — поинтересовался Ротстейн, отрываясь от микроскопа и глядя на Клевенджера.
— Вот в чем загадка, верно?
Клэр медленно переместила препарат. И то, что она увидела на этот раз, потрясло ее.
— Что это такое, черт возьми? — произнесла она.
Клевенджер издал возглас почти детского восторга.
— Вы нашли его!
— Да, но я не знаю, что это.
Ротстейн снова прильнул к микроскопу.
— Бог мой. Я тоже не знаю, что это.
— Опишите его, доктор Эллиот, — попросил Клевенджер.
Клэр молчала, крутя ручку перемещения препарата. То, что она видела, напоминало причудливую архитектурную форму, частично обызвествленную.
— Похоже на выродившуюся ткань. Даже не знаю, можно ли это назвать артефактом, — такое впечатление, будто какой-то микроорганизм сжался в гармошку, а потом окаменел.
— Отлично. Отлично! — воскликнул Клевенджер. — Мне нравится это определение — «окаменел». Словно ископаемое.
— Да, но какое?
— А вы уменьшите изображение и взгляните на общую картину. Клэр снизила степень увеличения, пытаясь поймать общий вид.
Микроорганизм приобрел более четкие очертания, и стало видно, что он как будто скручен в спираль. Клэр в недоумении посмотрела на Клевенджера.
— Это какой-то паразит, — предположила она.
— Да! И разве это не чудо?
— Какого черта делал паразит в мозге моего пациента? — удивился Ротстейн.
— Похоже, он пробыл там много лет. Проник в серое вещество, вызвав временный энцефалит. Иммунная система запустила ответную реакцию на воспаление. Произошел мощный выброс лейкоцитов, эозинофилов и прочих клеток. В конце концов организм пациента берет верх и окружает паразита защитной стенкой, заключает его в грануляционную ткань, обособляет. Паразит погибает. Происходит его обызвествление — или окаменение, если угодно. И вот, по прошествии многих лет, он предстает перед нами в таком виде. — Он кивнул на микроскоп. — Мертвый паразит, упакованный в рубцовую ткань. Возможно, он-то и является причиной приступов. Капсула, содержащая мертвого червя, влияет на мозг.
— О каком паразите идет речь? — осведомилась Клэр. — Мне известен только один вид, проникающий в мозг, — это цистицерк.
— Совершенно верно. Я не берусь с точностью идентифицировать этот образец — он уже выродился. Но почти с уверенностью могу сказать, что мы имеем дело с болезнью под названием цистицеркоз, вызываемой личинкой Taenia solium. Свиным цепнем.
Ротстейн был поражен.
— Я всегда считал, что Taenia solium встречается только в слаборазвитых странах.
— Чаще всего. Его можно встретить в Мексике, Южной Америке, иногда в Африке и Азии. Поэтому я так и разволновался, когда увидел этот срез. Встретить случай цистицеркоза здесь, в северном Мэне, это просто сенсация. Она определенно заслуживает публикации в «Медицинском журнале Новой Англии». Но прежде нам нужно выяснить, когда и где пациент мог подцепить личинку этого паразита.
— Судя по всему, по заграницам он не ездил, — сказала Клэр. — Говорит, что всю жизнь прожил в этом штате.
— Тогда это тем более сенсация. Я проведу анализ на антитела, чтобы подтвердить диагноз. Если это действительно Taenia solium, он даст положительный результат при иммуноферментном анализе на сыворотку и цереброспинальную жидкость. А есть в истории болезни отметка о первичной реакции на воспаление? Может быть, какие-то симптомы, которые подскажут нам, когда он заразился?