Лихорадка
Шрифт:
— Это течение болезни, — спокойно объяснял мертвец. — Ты был в отключке, дай-ка посчитаем… Ого, больше десяти часов. Постель сухая?
— Я не чувствую.
— Тебе надо принимать жидкость и отдавать жидкость. Поскольку ты ничего не ел уже двое суток, нормальной дефекации от тебя требовать опрометчиво… Живое тело требует ухода. Оно живое, капризное. Живое. Не садись, подожди. Я тебе утку дам.
— Питер, — Руслан все еще плохо соображал, — вам бы хотелось, чтобы я выжил или чтобы я умер?
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умер, — после паузы признался мертвец.
— Но тогда вы были бы не один.
— Меня никогда не смущало одиночество… в отличие от тебя. Кроме того… ты же не думаешь всерьез, что я собираюсь основать тут колонию ходячих мертвецов и коротать вечность, слоняясь по окрестностям и теряя конечности?
Он отошел от постели. Руслан сперва заметил, что звук его шагов изменился, и только потом, с трудом повернув голову, увидел костыль, на который Питер налегал при ходьбе.
— Что… с вами?
— Догадайся с трех раз.
Он взгромоздился на кресло. К его левой ноге была намертво примотана шина из двух досок — от бедра до пятки.
— Противоречие, — пробормотал Питер. — Бессмертная душа внутри мертвого носителя. С точки зрения биологии, бред: как я могу говорить, если не дышу? Как я вижу, если отмерли зрительные нервы? Да чего там — мой мозг умер, чем же я мыслю? Принципиально иной способ сопряжения материального и идеального, вот что. Не познаваемый на данном этапе.
В комнате остро пахло дезинфекцией, но тот, другой запах, проникал уже через заграждение.
— Я напичкан консервантами, как самая долговечная мумия, — сказал Питер. — Только мумия не таскается по снегу, не мокнет, не греется у батареи, не шастает из сугроба в тепло и обратно…
— Вам надо было оставаться на холоде. А вы сидели тут со мной.
— Разумеется, все из-за тебя. Лихорадка из-за тебя. Я умер из-за тебя. Ты заболел — сам виноват… Кстати, возьми термометр.
— А зачем? — Руслан закрыл глаза.
— Затем, что ты жив, и температура тела имеет значение.
— Питер, — сказал Руслан. — Можно, я попрошу об одной… штуке?
— Да?
— Если я умру, вы не могли бы… организовать дело так, чтобы мое тело не ходило, безмозглое, по этому санаторию?
— О-о! — Мертвец пошевелился в кресле, костыль несильно стукнул о пол. — А может, ты войдешь в три процента моих товарищей и поднимешься, как огурчик, в своем уме?
— Я не хочу быть ходячим мертвецом.
— А это зря, — голос Питера чуть заметно изменился. — Вот не поверишь. Я тоже так думал, пока был жив. А когда сообразил, что меня после смерти собираются ликвидировать, — откуда и прыть взялась, и хитрость, и ловкость… Я мертвый, но я продолжаю думать. Невозможно от этого отказаться.
Он вдруг наклонился к кровати, так что внутри него явственно заскрипели кости:
— Может быть, мы еще сможем удержать от разложения наши тела. Если бы я мог заняться этим всерьез! Если бы лаборатория… Мумии хранились тысячелетиями. Мыслящее существо нельзя убивать.
— Питер… — Руслан приподнялся на локте. — А сознание и душа — это одно и то же?
— Вопрос терминологии… Что с тобой?
— Ничего. — Он прислушался к своим ощущениям. — По-моему, мне лучше.
Он съел целую тарелку каши и выпил бульона. Он почувствовал силы пройтись до туалета, умылся и несколько минут смотрел в зеркало на свое худое, бледное лицо.
Подмигнул себе. Улыбнулся. Это оказалось очень приятно, раньше он не замечал, сколько удовольствия доставляет бессмысленная улыбка.
— Смотри, что я нашел, — Питер показал ему издали серебристый дисковый плеер из старых, таких, кажется, давно не выпускают. — Хочешь музыку?
— Хочу. — Руслан поудобнее улегся на свежих простынях.
Питер отлучился и через некоторое время принес десятка три разнообразных дисков — в коробках, в конвертах и просто в стопках, без маркировки. Первый не пожелал звучать, второй оказался аудиокнигой на немецком языке, третий молчал секунд двадцать, прежде чем вдруг разразиться знакомой барабанной дробью.
A howling wind is whistling in the night My dog is growling in the dark Something’s pulling me outside To ride around in circles… Это был знак. Таких совпадений не бывает. I know that you have got the time Coz anything I want, you do You’ll take a ride through the strangers Who don’t understand how to feel…Руслан вдруг понял как-то очень естественно, что момент его смерти настал; комната подернулась морщинками, как мокрая шелковая ткань. Шевеление массы черных жуков. Мелькание темных стен.
— Питер, я…
Он цеплялся за сознание. Вот потолок. Вот стол, шкаф. Вот неуклюжая фигура мертвеца, в двух шагах…
Все залило чернотой, будто на мир плеснули битумом. Руслан провалился в тоннель и продолжал движение в тоннеле, и теперь оно ускорялось с каждой секундой.
In the deathcar, we’re alive…В тоннеле воняло непереносимо, никакая дезинфекция не могла перебить трупный запах. Руслан сидел на заднем сиденье машины и не имел доступа к управлению. Его утаскивало вниз, в воронку, где прекратили быть верх и низ, где вообще ничего не существовало, только вонь.
Он не пытался ни оправдаться, ни убедить кого-то в чем-то, ни уцепиться за светлое воспоминание. Миллиардам людей это не помогло, а он чем лучше?
Он подумал, что должен взлетать, а не тонуть в земле. Что душа, освободившись от смертного тела, стремится вверх. Если все в этом уверены, ну, почти все… есть ведь в этом какой-то смысл?