Лик в бездне (сборник)
Шрифт:
Девушка вскочила и отбежала.
Грейдон не смотрел ей вслед. Несомненно, она убежала, чтобы привести своих соплеменников, какое–нибудь племя из группы аймара, которых не смогли покорить даже инки. И которые отомстят за девушку так, что Грейдону даже думать об этом не хотелось.
Он склонился к Старрету. Из–за удара и выпивки тот, вероятно, не скоро очнется. Грейдон подобрал его пистолет. Хорошо бы Данкре и Сомс быстрее вернулись в лагерь. Втроем они могли бы сопротивляться… может, даже спаслись бы… но для этого они должны
Девушка смотрела на него.
Упиваясь ее красотой, Грейдон забыл о лежавшем у его ног человеке, забыл обо всем.
Кожа цвета бледной слоновой кости. Она просвечивает сквозь одежду из янтарного цвета материала, похожего на шелк. Глаза овальные, слегка раскосые, египетского типа, с большими полуночными зрачками. Нос маленький и прямой; брови ровные, черные, почти сросшиеся. Волосы, черные, похожие на облако или сгусток тумана. На низком широком лбу узкая золотая лента. В ленту вделано изогнутое серебристое перо caraquenque – птицы, чьи роскошные перья в прошлом шли только на плюмажи для инкских принцесс.
На руках золотые браслеты почти до тонких плеч. На маленьких ногах высокие, из оленьей шкуры, полуботинки со шнуровкой. Она гибка и стройна, как девушка–ива, которая ожидает, когда Кваннон пройдет сквозь мир деревьев, принося им новый зеленый огонь жизни.
Девушка не индианка… и не дочь древних инков… и не испанка… расу ее он не знает.
На щеках ее синяки – следы пальцев Старрета. Ее длинные стройные руки коснулись щек. Девушка заговорила – на языке аймара.
– Он умер?
– Нет, – ответил Грейдон.
В глубине ее глаз вспыхнуло горячее пламя; он готов был поклясться, что это пламя радости.
– Хорошо! Я не хотела бы, чтобы он умер, – голос ее стал задумчив, – по крайне мере… не так.
Старрет застонал. Девушка снова коснулась синяков на щеках.
– Он очень силен, – прошептала она.
Грейдону показалось, что в ее голосе звучит восхищение; подивился, может, ее красота – лишь маска примитивной женщины, преклоняющейся перед грубой силой.
– Кто ты? – спросил он.
Она долго–долго смотрела на него.
– Я – Суарра, – ответила она наконец.
– Но откуда ты? Кто ты? – снова спросил он. Она не соизволила ответить.
– Он твой враг?
– Нет, – сказал Грейдон. – Мы путешествуем вместе.
– Тогда почему… – она указала на распростертую фигуру, – почему ты так ему сделал? Почему не позволил ему поступить со мной, как он хотел?
Грейдон вспыхнул. Вопрос, со всем, что в нем подразумевалось, задел его.
– Кто я такой, ты думаешь? – горячо ответил он. – Мужчина не должен позволять такое!
Она с любопытством смотрела на него. Лицо ее смягчилось. Она сделала шаг к нему. Снова коснулась синяков на щеках.
– А ты не думаешь, – спросила она, – почему я не зову своих людей, чтобы наказать его, как он заслужил?
– Думаю, – замешательство Грейдона было откровенным. – На самом деле думаю. Почему ты их не зовешь, если они близко?
– И что бы ты делал, если бы они пришли?
– Не позволил бы им взять его… живым, – ответил он. – Не я.
– Может, поэтому, – медленно ответила она, – я и не зову.
Неожиданно она улыбнулась. Он шагнул к ней. Она предупреждающе подняла руку.
– Я – Суарра, – сказала она. – И я – Смерть!
Грейдон ощутил холодок. Снова ему в глаза бросилась ее чуждая красота. Может, в легендах о населенных призраками Кордильерах правда? Он никогда не сомневался, что за ужасом, который испытывали индейцы, за бегством arrieros скрывается нечто реальное. Может, она один из духов, один из демонов Кордильер? На мгновение эта фантастическая мысль показалась совсем не фантастической. Потом вернулся разум. Девушка – демон! Он рассмеялся.
– Не смейся, – сказала она. – Я говорю о смерти, которую не знаете вы, живущие за высокими пределами нашей земли. Тело твое может жить, но это смерть и более, чем смерть, потому что оно изменяется… ужасным образом. А то, что живет в твоем теле, что говорит твоими губами, тоже изменяется… еще ужаснее!.. Я не хотела бы, чтобы к тебе пришла такая смерть.
Как ни странно звучали ее слова, Грейдон их почти не слышал; не понимал их смысла, поглощенный ее красотой.
– Не знаю, как вы миновали вестников. Не понимаю, как могли пройти, не замеченные ими. Теперь вы далеко проникли в Запретную землю. Скажи – зачем вы вообще пришли сюда?
– Мы пришли издалека, – ответил он, – по древнему следу сокровища из золота и драгоценностей, сокровища Атахуальпы, Инки. Нас вели знаки на скалах. Мы их потеряли. И сами заблудились. И оказались здесь.
– Я ничего не знаю об Атахуальпе или об Инке, – сказала девушка. – Кем бы они ни были, сюда они прийти не могли. А что касается их сокровищ, то как бы они ни были велики, они ничто для нас, жителей Ю–Атланчи, где драгоценные камни как галька в ручье. Эти сокровища как горсть песка в груде, – она помолчала и в задумчивости продолжала, как бы в ответ на свои мысли: – Не понимаю, как их пропустили вестники… Мать должна узнать об этом… надо быстрее к Матери…
– Мать? – спросил Грейдон.
– Мать–Змея! – она снова взглянула на него; коснулась браслета на правом запястье. Подойдя ближе, Грейдон увидел на браслете барельеф с изображением змеи с женской головой, грудью и руками. Змея, свернувшись, лежала на чем–то похожем на большую чашу; чашу высоко поднимали в своих лапах четыре зверя. Грейдон так поглощен был разглядыванием свернувшейся кольцами змеи, что вначале не обратил внимания на зверей. Он продолжал всматриваться. И понял, что и голова не вполне женская, в чем–то она змеиная.