Ликей. Новое время (роман второй)
Шрифт:
И так - ничего хорошего. На работу все равно сообщат. И в Социал, где Алексей на учете как "социально непредсказуемый". Может, придется чаще на обследования ходить…
Коп защелкнул наручники на запястьях Алексея. Указал дубинкой на выход.
– Проходи, - и двинулся к следующему. Алексей подошел к выходу, где организованно выстроились один за другим "евразийцы" со скованными руками. У входа дежурил полицейский с собакой. Овчарка с глупой мордой понюхала штаны Алексея. Он улыбнулся собаке. Вспомнил, что договорились с Леной завести собаку,
Что с Агнией, подумал Алексей с тревогой… Ведь теперь, наверное, не выпустят до утра. И хоть бы позволили сообщить, позвонить домой, но это сомнительно - задержанных много, и позвонить хочется всем. Мобильник у Алексея, конечно, сразу сняли.
Ничего. Телефон тещи у Агнии есть на крайний случай. Да и дома ее, видимо, никто не ждет. Посидит с детьми, а завтра, по идее, должны уже выпустить.
Алексей понимал, что это совсем не так уж вероятно. Могут продержать и три дня. И тогда срывается послезавтрашний вылет. Но он старался об этом не думать.
Камера была довольно большой, вместительной - в нее вошла примерно четверть всех присутствовавших на собрании. В том числе пятеро "Яриловцев" в белых рубахах, Илья, у которого отобрали гитару, и много евразийцев - в основном, людей уже в возрасте, солидных. Славка все время старался держаться к Алексею поближе и, к счастью, оказался с ним и в камере рядом.
Вся стена, выходящая в коридор, представляла собой решетку. По трем другим стенам тянулись лавки, и задержанные сразу же на них расселись - места хватало, но только впритык, чтобы сидеть, а не лежать. В коридоре, мимо камеры и дальше, потом обратно, фланировал охранник с дубинкой и лучевиком на поясе.
Алексей прислонился к стене и закрыл глаза. Было как-то мерзко… Хотя процедура уже не новая, все это знакомо. Его уже задерживали три раза в облавах - на Невском (останавливался послушать хорошие песни) и один раз в церковной ограде провели "профилактическое мероприятие". Вылавливали "православное воинство", будь оно неладно. Православное… Отец Иоанн их даже к причастию не подпускает, поскольку дела их всем известны, и душевное состояние тоже, а о покаянии там даже речи не идет. Воины Христа - как же! Сами себе православные… Из-за них и всех задерживают и вообще к церкви с подозрением относятся. Нехорошо, подумал Алексей, опять осуждаю. Никак от этого не избавиться.
Жаль, что крестик отобрали во время обыска - отдадут ли теперь? Крестик не простой, купленный и освященный в суздальском монастыре, чудом сохранившемся до наших дней (на всю Россию осталось-то 3 или 4 монастыря мужских и столько же женских).
И Алексей забыл начисто и толкотню в фургоне, мат "яриловцев" и окрики копов, и унизительный обыск с раздеванием и перетряхиванием одежды, и удар по шее дубинкой, идентификацию личности: "Как же так, Старцев, командир лайнера, старший пилот, уважаемый человек. Бывший ликеид! А чем занимаетесь?" Все это было, в общем, совершенно не важно. Жаль только детей, Борька переживать будет. И Агния… если она не потеряет хладнокровия, не начнет метаться, нервничать - дети поверят, что все в порядке. А если нет?
Закрыв глаза для верности, Алексей стал молиться.
Да воскреснет Бог, да расточатся врази Его, да бежат от лица Его все ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнуть бесы от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, в веселии глаголющих:Радуйся, пречестный и животворящий кресте Господень, бесы изгоняяй силою на тебе пропятого Господа Иисуса Христ, во ад сшедшаго и поправшего силу диаволю и даровавшего нам Крест свой Честный на попрание всякого супостата. О пречестный и животворящий Кресте Господень! Помогай ми со святою Госпожею Девой Богородицей, всегда ныне и присно и во веки веков, аминь.
Тень, упавшая на лицо, отвлекла внимание Алексея. Он открыл глаза. Мимо фланировал один из "яриловцев". Тот самый, выступавший на собрании. Видимо, он был главным в группе. Красивый, крепкий молодой парень, кудрявые волосы перехвачены ремешком на лбу. Юный славянин, сложив руки на груди, бродил по камере, вдоль ряда сидящих, подозрительным взглядом скользя по лицам.
Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, кроме Тебя, Владычице, ты нам помоги, на Тебя надеемся и тобою хвалимся…
По коридору двое конвоиров провели мужика из соседней камеры. Возникло некоторое оживление.
– Леш, - мрачно сказал Славка, - Ты меня прости, ладно?
– При чем здесь ты?
– удивился Алексей, - За что прощать-то?
– Ну из-за меня нарвался. Ты и так на учете.
– Да ничего не будет, - сказал Алексей, - я же случайно здесь оказался. Ну в крайнем случае два раза в год обследование назначат. Так я раньше четыре раза проходил!
– Я как-то тоже проходил, - сказал Славка, - когда на работу брали… Ну и гадость.
– Я привык, - сказал Алексей, - сначала так переживал каждый раз. Прямо экзистенциальный кризис наступал… А сейчас - хоть бы что.
– Какой кризис?
– Экзистенциальный. Ну, в смысле, сущностный… мировоззренческий.
– А… ликеид хренов.
– От такого слышу, - невозмутимо сказал Алексей, - знаешь, кладу я на эти обследования с прибором.
– Вот хорошо бы нас все-таки хоть завтра выпустили, - сказал Славка задумчиво, - А то придется Широкову запасной экипаж ставить. И втык же нам будет!
Втык - это еще бы ладно, подумал Алексей. Как бы чего похуже не было.
– А вообще, как ты думаешь, что им от нас нужно? Закон мы вроде не нарушали.
– Ну, это профилактическая облава была, - объяснил Славка, - Я так думаю. Будут террористов выявлять. Наверное, прогонят всех на ментоскопе и на учет поставят. Подозрительных, может, еще задержат - допросы там, детектор лжи и так далее. Но ты-то вроде не подозрительный.
– Как сказать, - вздохнул Алексей, - Я уже много лет как подозрительный