Ликей. Новое время (роман второй)
Шрифт:
– Ладно. Ты что, уезжать собрался куда?
– Да нет пока, - ответил Алексей спокойно. Но предчувствие было нехорошее.
Да и что теперь может быть хорошо?
Лена, дети… Церковь… Христос… все прекрасно.
Только как жить без Неба?
И стоит ли вообще?
Алексей вспомнил читанную в детстве книжку о Второй Мировой войне, про своего тезку и тоже летчика. Тот потерял ноги и научился летать на протезах. Подвиг. Ради неба еще не на то пойдешь. А тут - здоровый, сильный, еще не старый, летал бы и летал…
– Рано или поздно
– Рано. Я еще жить хочу.
Они выпили. Алексей подумал, что Слава прав - этак можно и смерть в молодом возрасте счесть нормой, поскольку "все же умрем когда-нибудь".
Пенсия - это другое. Когда налетался досыта, прошел тысячи возможных ситуаций, устал, тело не то, мозги не те. Когда надо постепенно уже готовиться к переходу в мир иной.
А когда тебя выбросят из жизни еще молодым и полным сил - что тогда? Жить ради детей? Ерунда, дети и без тебя выживут. Книжки писать? Это не его призвание, это побочное.
Господи, за что?!
– Пойдем, Слав. Я машину тут пока оставлю. Пойдем, пешком пройдемся… нет смысла здесь надираться.
Вечером Алексей остался после службы, поджидая отца Иоанна.
Ленке он пока ничего не сказал. Ей не до того. У Митьки опять были судороги. Врачи вчера взяли биопсию мозга. Завтра обещают ответ. Ленка поняла, что он не в себе, но решила, видно, что все из-за вчерашнего - теракт, Джейн…
Джейн стало получше после операции. Сергей, хирург из православной общины, сказал, что через пару дней можно будет перевезти ее в Соколов Ручей, он договорился насчет машины.
Алексей сказал жене, что рейс отменили. И чувствуя некоторые угрызения совести - все же надо было бы остаться с ней - пошел на вечернюю службу.
Там стало легче. Алексей стоял прямо за свечками, слушал пение, смотрел на темный иконостас, и ледяной комок в душе таял. Растворялся.
Свете Тихий святыя Славы Безсмертнаго Отца Небеснаго, Святаго Блаженнаго, Иисусе Христе, пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога. Достоин еси во вся времена пет быти Гласы преподобными, Сыне Божий, живот даяй, темже мир Тя славит.
Боль уходила.
Может быть, это всего лишь временное обезболивание, наркоз - но может, пока боль отступила, придет какое-то осознание. Ведь с этим, Алексей понимал, жить нельзя.
Можно жить со смертью близких. С сознанием своей вины. С любым горем. Нельзя жить без Неба, коли уж оно тебе было дано.
Нельзя. Алексей снова и снова прокручивал варианты - можно ли еще как-то восстановиться? Лазейки он не видел. Но ведь и умереть нельзя.
Выхода нет.
Отец Иоанн сел на лавочку рядом с ним. Слушал, скорбно опустив голову, сложив руки на коленях в старенькой рясе.
– Может, вам и правда стать нормальным человеком, Алексей?
– спросил он.
Пилот вздохнул.
– Петр же вне седяше во дворе. И приступи к нему едина рабыня,
– ЭТо верно, - сказал отец Иоанн, - плакася горько.
– Как жить-то батюшка?
– спросил Алексей, - ведь невозможно.
Священник помолчал. Устремил старческие светлые свои глаза к иконам и заговорил.
– Видите, Алексей, многие думают так, что человек должен жить ради того, что он делает. И что Богу нужно то, что мы делаем. А ведь это не так. Богу мы сами нужны. Просто так. Зачем Ему, по сути-то, все наши дела суетные? Они нам нужны, ближним нашим. А Богу мы нужны без всякой там нашей работы. Голый человек рождается - голый и умирает. Понимаешь?
Алексей молчал, опустив голову.
– Нет, оно больно очень, я знаю. Но боль, ее вытерпеть можно. А вот это сознание долга своего, дела своего - его, кажется, что и невозможно преодолеть.
– Да.
– Только ведь дела наши, они тоже не наши, понимаете? Они принадлежат Богу. Он дает - Он и забирает.
– Но за что? За что?!
– прошептал Алексей, закрывая руками лицо. И в этот момент его прорвало. Стало легче.
– Ему виднее, - сказал священник, Алексей кивнул.
– Вы в Соколов переезжаете?
– спросил отец Иоанн.
– Да. Дом уже почти…
– Знаете, Алексей, вам учиться бы надо. В Москве заочников берут. Если хотите, возьму вас в храм служить сразу. Чтецом. И поступите заочно в семинарию. Священники хорошие, умные, очень нужны. Нет, я не настаиваю, это должно изнутри идти. Но просто подумайте… *Мф 26, 69-70,75
С утра погода разошлась. Будто и не поздняя осень - небо ослепительно-синее. Алексей проснулся и долго смотрел в это небо, какое, кажется, только за облаками бывает.
Бог дал - Бог и взял. Не моя воля да будет, Господи, но Твоя.
Это что теперь - всегда будет так?
Или он привыкнет, смирится? Да ведь он уже осознал вчера, что Богу виднее. Все в руке Божьей. И то, что он был пилотом - и то, что теперь перестал им быть, все это во власти Божьей, и ничего не остается, как смириться. И верить. Верить, что все будет к лучшему - в конце концов.
Только когда будет лучше - после смерти?
Так живут калеки. С чувством невозвратного.
Он встал, сунул ноги в тапки. Надо ехать к Лене. Баба Ира возилась на кухне, дети еще спали - выходной сегодня в школе, День Ликея. Нельзя быть эгоистом, думать о своей боли. Дети. Ленка. Столько народу вокруг, он всем нужен. Да, это понятно. Алексей взял одежду, отправился в ванную. Это понятно, но сердцу это не объяснишь, оно просто хочет летать. И чувствует необъяснимую пустоту сзади, где раньше были крылья… Алексей сморщился, как от зубной боли - никогда не подозревал в себе поэтических склонностей.