Ликуя и скорбя
Шрифт:
Ныне Русь поразила язва, города опустели, люди мрут, как мухи от мороза. Князь Симеон умер, и ныне нет опасного князя на Руси. Князь суздальский Константин принес богатые дары, хочет стать на великое княжение во Владимире. Дары приняли, а с ярлыком не спешили. Не надо в один кулак сжимать Владимир и Суздаль да Москву к ним. Ныне, если идти на Тевриз, не нужен на Руси князь баскак, пусть княжит во Владимире тихий и робкий князь Иван.
Вынашивая замысел похода на Тевриз, хан Джани-бек приветливо встретил князя Ивана, отдал ему ярлык на великое владимирское княжение, видя в этом исполнение устоявшегося в Орде обычая предпочитать слабого сильному, помогать слабому русскому князю против сильного. Не ведал, что, отдавая ярлык московскому князю, отдавал и власть Орды над Русью. Да где же это было увидеть, что Русь, изъязвленная, зарастающая лесом и лебедой, Русь, много раз сожженная и ограбленная, тихо поспешает к встрече на поле брани, гибельном для Орды.
Соглядатаи доносили хану Джанибеку, что Русь отстраивается. Пусть!
После похода на Тевриз настанет час сходить ратью на русов. Пусть нагуляют шерсть, будет что стричь.
Боброку довелось на своем веку повидать немало крепостей, и больших и малых. На волынской земле почти все большие крепости были срыты по приказу из Орды, но как ни срывали, а грозные от них останки подсказывали воображению, что это были неприступные гнезда для мужественных сердцем. Видел Боброк славный город Кременец. Не дался Кременец Батыю, когда он шел на венгерского короля Белу, не дался и срыть себя. Остался стоять на высокой обрывистой скале. Видел витязь Холм, Луцк, италийские крепости, не поврежденные Батыем и беспощадными ратями, крепости фландрских городов, литовские замки и затесанные голые стены замков ливонских баронов. Могучи и внушительны показались Боброку стены Пскова и Новгорода. А вот столицу Орды не пришлось увидеть витязю. Каким же должен быть город непобедимой Орды, какой — его крепость?
Спросил о Сарае у Степана Ляпы, тот в ответ пожал плечами:
— Крепость как крепость... Да и не крепость вовсе.
Непонятны слова ватагана ушкуйников: то ли правды сказать не хотел, то ли ушкуйники вообще пренебрежительны к крепостям.
На разворот Волги, на котором стояла столица Орды, вышли на рассвете. Вся речная неоглядная гладь в оба края испятнана черными точками лодий, стругов, ушкуев, челнов и баркасов, что волокут по реке на канатах, а не на веслах. Будто со всего света сюда приплыли. К причалам не прогребешься.
Боброк окинул взглядом город. Степан сказал правду. И не крепость вовсе, хотя обнесен земляным валом, хотя за валом высятся глинобитные стены. Но и вал невысок, и стены непрочны. Крепость этого города — бесчисленные юрты и палатки, что тянутся во все стороны по берегу и уходят в глубь степи. Они будто бы осадили город. Прочность его стен в тысячах и десятках тысяч воинов, что живут в этих палатках.
За земляным валом из-за стены высится разноголосье куполов и шпилей. Вышки минаретов, крыши пагод, шпиль костела, мутовки православных церквей.
Еще более разноязыки причалы — кого только не принесло на ордынский базар, из каких только стран! А путь неблизок, далек, очень далек путь из Италийского моря. Караванам надо пересечь степи, чтобы на пристанях Каспийского моря перегрузить товары на лодии. Неблизок путь и из Варяжского моря мимо зачумленных русских городов. На всех наречиях крики у причалов, споры и ссоры.
— Ну какова крепость, княже? — спросил Ляпа.
— Они ее защитят в поле! — ответил Боброк.
Степан усмехнулся.
— И в поле не защитят, если как нужно взяться! Есть у меня одна дума! Душевная дума. Ты погляди, сколько здесь ныне скопилось товару! А почему? Не пускают вниз, боятся, что с русской земли занесут язву. Вверх и сам никто не идет! Погоди, княже! Развеем твою тоску!
К стругам подошли челны с ордынскими стражами. Некомат показал золотую пластинку с головами дерущихся тигров. Челны помчались к причалу. Окриками, а где и стрелы пустили, раздвинули у причалов лодии. Струги Степана подошли к причалам. Набежали грузчики, потащили тюки с товарами, полегчали струги. Некомат рассчитался со Степаном, вышел на причалы, ушел на пристань. Видно было, с каким почетом его встречают ордынцы, с какими глубокими поклонами. Сел на коня и уехал.
Струги отошли от причалов. Степан повернул их на низ. Отошли не так-то далеко и остановились неподалеку от берега. Здесь ордынский базар доходил почти до воды и, сколько хватал глаз, тянулся торговыми рядами почти до земляного вала вокруг города.
На берег сошли несколько ватажников и ушли бродить по базару. Струги полный день качались на воде, не трогаясь с места. Степан переходил со струга на струг, о чем-то шептался с ватажниками. Капуста сказал Боброку:
— Степан надумал дело...
Боброку любопытно. Он улавливал что-то в намеке Степана, но никак и предположить не смел того, что надумал Степан.
— Завтра базар разгоним и наберем мягкой рухляди и всего прочего видимо-невидимо,— пояснил Капуста.
Степан вернулся на краснокрылый струг. Молчалив, но иногда вдруг чему-то улыбались его губы.
— Что надумал? — спросил его Боброк.— Не таись!
— Чего же от тебя, княже, таиться? Посулился же тоску твою развеять, показать, как с ордынцами управляться.
— Под Казанью видел.
— А-а! — воскликнул с пренебрежением Степан.— Казанский эмир сиротка у хана. Ныне мы хана пощекотим!
Ватажники с ночи обрядились в доспехи. На тело надели белые льняные рубахи, на рубахи — мелкого плетения кольчуги, на кольчуги нацепили по грудь зерцала, на плечи легли стальные брусы, натянули кольчужные оплечья, лица заслонили железными масками с узкими прорезями для глаз. Подолы кольчуг спускались до коленей, поножи полностью закрывали голень.
У сотни воинов, которой идти впереди и заслонять стрелков, щиты с тарчем, с полукопьем, выступающим из щита. В правой руке не такие-то длинные, но прочные и тяжелые копья, у каждого еще по мечу и по боевому топору.
Стрелки обряжены так же, как и воины защитной сотни. У каждого самострел со стальным луком, в колчанах железные стрелы и самострельные болты. У каждого стрелка по мечу и боевому топору.
— Ты, княже, и сотоварищи, витязи брянские и пономарь — поглядите со стороны! — сказал Степан.— Не так вы обряжены для нашего дела! А вот Капуста пойдет. Ему не впервой!
На рассвете начал сходиться базар. Солнце поднялось вполнеба за Волгой, окатило степь горячим светом, гул базара долетал до стрежня реки. Струги смирно стояли. Ветер трепал свернутые паруса. Степан махнул рукой. Весла вонзились в воду, струги двинулись развернутым строем к берегу. Шибко пошли, носами ткнулись в песок.