Ликуя и скорбя

Весна в тот год долго томилась за ледяными воротами. Сколь ни старалось мартовское солнце пробить белый панцирь наста, оно не успевало его расплавить, ночью возвращались трескучие морозы и торопливо затягивали протаины. С крыш натекали к вечеру сосульки, и города закрывались серебряными забралами. В лесах звенели в полдень капели, а ночью лопалась увлаженная кора сосен, распираемая наледью. Думалось, что и не придет весна. Пришла в одну ночь. Словно бы набирала, копила силы на суровую расправу с морозом. Обрушила одним дыханием ледяные ворота,

По Северной Двине слагались ледяные заторы, гремел лед, ледяные глыбы рвали берега; по Волхову плыли льдины; выплескивая воды не берега, очистилась ото льда Шексна, а в нижнем течении Волги, там, где она разбивается на множество рукавов перед впадением в Каспийское море, в просторных степях зазеленела трава.

По великому волжскому пути, над широким разливом потянулись на север своим извечным путем гусиные стаи, журавлиные клинья, на плесах вода чернела от тысячных стай уток.

Вода стояла устойчиво, а уже спешили в придонские степи ордынские кочевья. Табунщики гнали тысячные косяки лошадей на зеленые выпасы, могучая воля сводила их к Муравскому шляху на Русь.

Неспешно, останавливаясь на обильных выпасах, тянулись кибитки, вырастала, как из земли, юрта, над степью стоял неумолкаемый гомон.

В тот год Орду ждали на Русь со всей ее несметной силой. Рязанская сторожа забросила своих сакмагонов в самые южные отроги волжских лесов, туда, где вилась между горок, бежала по каменистому кряжу извилистая Юла, где собирались ордынцы для перехода через Комариный брод к верховьям Дона, к реке Воронеж.

Сакма в переводе на русский язык — след. По следам ордынцев ходили угонщики, вызнавая по примятой траве, по следам в одожденной степи, куда движутся табуны коней, где накапливаются кибитки, где прошли ордынские воины. По следам угадывали: куда прошли, зачем пошли?

Над Юлой, на кремнистых горах, раскинулись густые сосновые боры; за Юлой, к Сараю, тянулись лесные островки. Сакмагоны по открытой степи ходили ночью, днем отсиживались в лесных островках, наблюдая с высоких деревьев за передвижениями ордынцев. Отослав гонцов, они первыми дали весточку, что ордынские кочевья сдвигаются к Дону и Воронежу. Великий князь рязанский Олег ждал этого известия. Он понял, что оно означает: Мамай собирает ордынское войско к нашествию на Русь. Помчались гонцы из Рязани в Москву к великому владимирскому и московскому князю Дмитрию Ивановичу.

Для Москвы сообщение Олега неожиданным не было — она давно ждала это известие. Еще до того, как вскрылись реки, во все концы Северной Руси, во все города, городки и волости великого владимирского княжества, простершегося от Оки, где в нее впадает Москва-река, и до Великого Устюга, где Сухона сливается с рекой Юг и несет свои воды в Северную Двину, в Ярославль, в Бело-озеро, в Кострому, в Галич, на озеро Кубенское, на Угличское поле, на Шексну поскакали гонцы с княжеским повелением собирать в поход городовые полки, княжеские и боярские конные дружины и по первому сухому пути стягиваться к Владимиру, к Москве и к Коломне. Поскакали гонцы к князьям дружественным, к подручным князьям, к брату молодшему тверскому князю, обязавшемуся Москве союзом против Орды, помчались в Новгород на Ильмень-озере, в Псков, где княжил Андрей Ольгердович полоцкий, Великий князь владимирский и московский Дмитрий Иванович звал всех, кто готов был поднять меч на злого и могучего недруга, кто готов был сбросить иго золотоордынских ханов, спасти русскую землю от гибельного нашествия новой ордынской рати.

Реки вскрылись, и к Москве, будто бы судьбой обозначенному центру их слияния, по воде и по дорогам, что сходились туда же, началось движение.

Первыми тронулись в поход самые далекие. Князь Андрей Кемский из Карелы и Лопи с Кольского полуострова плыл со своей дружиной на лодиях и ушкуях вдоль морского берега к устью Северной Двины. Оттуда речной путь через всю заволоцкую землю к Великому Устюгу на Сухоне. В ушкуях и в лодиях воины и мохнатые сильные кони северных земель. Ушкуи, полные стрел, с кольчугами, с копьями. Шли быстро, выгребая против течения веслами. Ночами зажигали костры на берегах, и те заволочане, которые привычны были к битвам, бросали дома, хозяйство и тоже садились в ушкуи. Воинство росло по мере приближения к Сухоне.

Собрались в путь белоозерцы. В полном составе городовой полк и несколько сот всадников княжеской дружины. Ни пешему, ни конному по весенним разливам нет дороги посуху, поплыли на ушкуях по Шексне до Нижнего, а от Нижнего Новгорода по Оке на Коломну.

Лопь и заволочане сошлись с устюжанами. Им совместный путь — вверх по Сухоне до Кубенского озера. У Кубенского озера соединились с дружинами кубенских князей и вышли волоком на Шексну. По Шексне поплыли вслед за белоозерцами. Плыл полный устюжский городовой полк пеших копейщиков и стрелков, плыли дружинники, тянули за собой ушкуи, доверху нагруженные боевыми топорами ковки устюжских кузнецов, мечами, длинными копьями с древками до восемнадцати локтей в длину, стрелами с калеными наконечниками, болтами и железными стрелами для самострелов со стальным луком.

Плыли с устюжанами искусники кузнецы, дабы на походе отточить мечи, наладить самострелы или оправить кольчуги и дощатые доспехи.

Из Галича городовой полк пешим ходом с обозами на санях — земля еще была влажной и не принимала тележного колеса — добрался до Костромы. У Костромы ждали ярославский городовой полк пеших воинов, князей ярославских с конной дружиной и потом уже одним караваном поплыли в Нижний Новгород, чтобы войти там в Оку.

На Дону и на нижней Волге поднялись в пояс травы. На реку Воронеж сходились ордынцы с далеких степных кочевий из-под моря Каспийского, с кубанских земель. Из-под Дербента пришел на Воронеж ордынский владыка Мамай.

Стор'oжа досылала известия в Рязань, из Рязани мчались гонцы к Дмитрию Ивановичу.

Опали реки, открылись сухие пути.

Тронулись в путь посуху суздальский, владимирский, переяславский полки. Потянулись по лесным дорогам обозы. С каждой сохи великий князь назначил по подводе для перевоза пеших воинов и их вооружения. Сначала сошлись городовые полки Ростова Великого и Угличского поля в Переяславле. Тронулись обозы на Москву мимо Троицкой обители, где настоятелем был Сергий, растянулись на десятки поприщ, впереди обозов коноводы гнали заводных коней. Иеромонах-летописец опрашивал, кто и откуда, мог он окинуть мысленным взором все глубины Северной Руси, потому и записал в книгу летописей, что не видела до той поры Русь такого могучего воинства.

В Москву вошли первые подводы обоза суздальского и владимирского городовых полков с княжескими дружинниками, в это время последняя подвода выходила из Золотых ворот во Владимире. На двести поприщ растянулся обоз по узкой лесной дороге.

Дмитрий Иванович и его воеводы разводили городовые полки по Болвановской и Брашевской дорогам, отводя их из Москвы на Коломну.

В Псков к Андрею полоцкому сходились литовские, полоцкие, псковские и новгородские всадники, собиралась кованая рать в тяжелых дощатых доспехах, с конями, одетыми в броню, с тарчами на груди. Дмитрий Иванович повелел из Пскова не трогаться, беречь западные окраины от набега литовского князя Ягайло, что вступил в союз с Мамаем против Москвы.