Шрифт:
Предисловие
Выполнение задач по дальнейшему укреплению правопорядка и усилению борьбы с преступностью является одной из основных обязанностей правоохранительных органов и особенно следственного аппарата прокуратуры, Комитета государственной безопасности, милиции. Известно, что успех борьбы с преступностью во многом зависит от создания обстановки неотвратимости ответственности правонарушителя за каждое совершенное преступление. Между тем раскрыть умышленное тяжкое преступление бывает порой весьма трудно. Практика показывает, что эффективность
Бывает и так, что первоначально начатое расследование по кажущемуся весьма простому и ясному делу совершенно непредсказуемо вдруг крайне осложняется, дело принимает иной характер, в процессе следствия разоблачаются особо опасные преступники. Выясняется, что такие лица с целью уклонения от уголовной ответственности за совершенные ранее или совершаемые ими тяжкие преступления нередко годами маскируются под личиной вполне добропорядочных людей, умело скрывая свое преступное прошлое, либо скрытно продолжают свою преступную деятельность, наносящую государству и всем нам немалый вред.
Именно о подобном деле и рассказывается в повести одного из ведущих следователей Прокуратуры Союза ССР Сергея Михайловича Громова и писателя Федора Федоровича Шахмагонова «Следствием установлено…».
Повесть создана на документальной основе, и хотя в ней нет рукопашных схваток, нет погони, она интересна своим содержательным и напряженным сюжетом. В центре ее молодой следователь прокуратуры, которому поручено расследовать дело. Он еще не обладает отточенным мастерством, но настойчивое желание объективно и всесторонне разобраться во всех деталях, смекалка, самоотверженность, помощь старших, более опытных товарищей дают ему возможность вынести огромную психологическую нагрузку и одержать победу над противником сильным и изворотливым.
Рассказывая о работе следователя по разоблачению преступников, авторы подчеркивают, что борьба за укрепление социалистической законности и правопорядка ведется в нашей стране во имя человека, против всего наносного, что растлевает его сознание и толкает на антиобщественные поступки.
Думаю, что эта повесть вызовет широкий читательский интерес.
С. А. Шишков, государственный советник юстиции I класса
1
Сорочинка — не поселок, городом ее вовсе не назовешь. Разбежались вразброс от фабрики рубленые избы, будто взяли ее в окружение. На первый взгляд хаос, а приглядеться — свой порядок.
Старая ватная фабрика. Ставил ее еще при крепостном праве, куда более сотни лет тому назад, местный барин. Помещик и дворянин. Имени его не вспомнит никто из местных старожилов. Помнили имя купца, который откупил фабрику у помещика, вероятно, потому и помнили, что был он немец и для русского нескладно звучала его фамилия: Гогенштауфен. Правда называли Гогеншто-фом. «Штоф» доходчивее «штауфена».
Помещик свозил на фабрику крепостных из лесных деревенек, купец нанимал всякого приблудного, они и ставили избы по-своему, чтоб у каждого оставалось место для огорода, да чтоб поближе к речке, а она петляла крутыми зигзагами.
В недавнее время для рабочих фабрика построила два пятиэтажных кирпичных дома на месте бараков, что стояли прямо перед фабричными воротами.
Ни к селу ни к городу фабрика, в наши дни никому не пришло бы в голову ставить ее в мещерской глухомани. И от железной дороги далеко, и от районного центра километрах в тридцати, а грунтовые воды заставляли перестилать дорогу асфальтом каждый год.
Рабочий день заканчивался в пять часов, рабочие разбредались по огородам, и воцарялась сельская тишина.
Все сорочинцы знали друг друга и всё друг о друге.
Потому и всполошил их до изумления выстрел, что прозвучал в одном из пятиэтажных домов и в тишине разнесся по всем зигзагам речки.
Глуховатая бабка Настасья, что лузгала семечки на скамейке перед подъездом пятиэтажного дома, и та услыхала выстрел. Не успела она смахнуть с губ ошурки, как прозвучал второй выстрел. Бабка вскочила со скамейки и закричала истошно:
— Ахти мне! Убивают!..
На ее крики выбежали из огородов люди, кто с лопатой, кто с вилами, и окружили ее.
Раздался третий выстрел. Бабка обмерла и застыла, воздев руки, уже не в силах и кричать.
Направились в подъезд дома, и тут вахтер, прибежавший от проходной, надоумил: не комендант стрелял ли, начальник внутренней охраны фабрики? Выстрелы-то из пистолета. Взбежали на второй этаж, где жил комендант, постучали в дверь. За дверью тишина. Тут и сосед с соседкой выскочили на площадку, уверяя, что выстрелы раздавались в квартире Прохора Акимовича Охрименко, коменданта.
Ни на стук, ни на продолжительные звонки никто не отзывался. Раздвигая собравшихся, поскрипывая новенькой портупеей, к дверям пробился местный участковый, лейтенант милиции Шапкин. Сорочинцы за молодость называли его ласково Егорушкой. Жил он в соседней пятиэтажке, потому так быстро и подоспел.
Напустив а себя строгость, хотя был известен своим веселым нравом, он громко постучал в дверь. Но и на милицейский властный стук никто не отозвался.
Егорушка какое-то время колебался, звать ли слесаря с инструментом или, не теряя времени, взломать дверь: произошло несчастье, промедление может привести к беде. Егорушка дал знак одному из крепких молодых людей, вдвоем они нажали на дверь, дверь затрещала, и вылетели из гнезд петли.
— Всем стоять на месте, никому не входить! — приказал Егорушка и протиснулся в открывшийся проход. Дверь держалась только на замках.
Небольшая прихожая, участковый миновал ее и остановился на пороге большой светлой комнаты.
На полу в луже крови лежал комендант Прохор Охрименко. Три выстрела… Егорушка взглянул на окно, окно было закрыто. Он сделал шаг в комнату и увидел в сторонке пистолет. Он знал, что старый, военного времени, бельгийский браунинг был зарегистрирован за военизированной охраной фабрики.