Ликвидация писателя No 8552
Шрифт:
– Скажу тебе по секрету, - оглянувшись, сказал мне в конце концов в неофициальной беседе на улице один из руководителей Союза писателей. Наверху недовольны тем, что происходит.
Я сделал изумленное лицо.
– А что происходит?
– Ну, утечка культуры, потеря мозгов - называй как хочешь. Надо сдержать поток. Ты только себе портишь тем, что шумишь, на Западе печатаешься. За это, между прочим, сажают. Молчи - и тебя скорее выпустят.
– Но если они так ценят мой мозг, почему мне не дают публиковаться?
– Твой мозг уже не ценят, - просто сказал он.
–
– Понимаю: я засекречен. Исключение из Союза писателей государственный секрет. Что бы я ни написал, печатать нельзя: тайна. А как же мое право на труд?
– Ой!
– он застонал, будто у него заболел зуб.
– Слушай, не употребляй ты этого антисоветского слова "право"!
– Значит, печататься мне здесь не дадут. Что же мне остается? Писать детские рассказы для Самиздата?
– Ш-ш-ш! Только навредишь себе такими разговорами. Лучше всего молчи!
В наивном девятнадцатом веке считали, что русский писатель по сути своей человек, главная задача которого говорить правду, как он ее понимает. Союз писателей устами своего руководства изрек свою последнюю директиву: главная задача писателя - молчать.
Теперь придется в соответствии с новыми требованиями секретности усовершенствовать литературные жанры. Секретный роман: его разрешается читать только одному читателю - цензору. Совершенно секретная комедия: зрители смотрят ее, а занавес при этом закрыт. Совершенно секретные, особой важности стихи: поэт открывает рот, но не произносит звуков - как рыба в воде.
Раньше разыскивали врагов среди своих и поднимали вокруг них шум. Теперь тоже разыскивают врагов, но побыстрей их прячут, чтобы все было тихо.
Основной принцип дематериализации элементарен. Писатель, который уезжает, как бы и не существовал. Он изымается не только из настоящего, но и из прошлого. Секретный код, состоящий из одного слова, поступает в издательства, в газеты и журналы, на радио и телевидение, в кино и театры, в библиотеки и дворцы культуры. Вот живой пример, как работает система.
Известный историк Александр Некрич подал заявление на выезд. В очень солидном московском издательстве раздается звонок. Строгий баритон сообщает:
– Некрича - тоже.
Тоже - это есть условный код, означающий, что Некрич из товарища превратился в господина, то есть выехал, и его имя следует дематериализовать. Процесс этот не такой простой, как может показаться дилетантам.
Главный редактор (назовем участников условно) Петров вызывает заведующую редакцией Кукушкину. Спросив ее о погоде, смотрит на потолок и, как бы между прочим, равнодушным голосом сообщает:
– Кстати, Некрича - тоже.
Кукушкина понимающе кивает, идет к себе и сообщает старшему редактору Бессмертному:
– Некрича - тоже.
Старший редактор Бессмертный - человек беспартийный, он может позволить себе хихикнуть или, наоборот, с возмущением негромко воскликнуть:
– Черт бы их побрал, скоро некого будет печатать!
Бессмертный идет к младшему редактору Люсе, которая как раз начала подчищать и подклеивать очередную рукопись для сдачи в типографию. На ходу он соображает, как бы подороже продать новость.
– Если я кое-что скажу, - таинственно произносит он, - что я с этого буду иметь?
– Это зависит от того, что именно скажете, - неопределенно обещает Люся.
– Некрича - тоже.
– Здрассте! За это не только ничего не причитается с меня. За это мне надо платить сверхурочные.
И правда, у младшего редактора прибавляется куча работы.
Процесс дематериализации, то есть ликвидации следов писателя в литературе, сложен и тяжел. Книги требуется изъять из обращения, имя вынуть из всех библиографий, сносок, ссылок, статей, обзоров и рецензий. Все, что младший редактор Люся прочитала, надо снова перечесть. Не дай Бог Люсе пропустить имя Некрича в каком-нибудь малюсеньком примечании! И это только в одном издательстве. А сколько их - да еще журналов, газет, библиотечных каталогов...
Как тут не посочувствовать моим коллегам по Союзу писателей. Многие из них прислуживают в редколлегиях и редсоветах бесплатно, на общественных началах. Они заседают, единодушно одобряют, единогласно поднимают руки, строчат секретные отчеты для начальства, которые никогда не будут опубликованы. Книги им писать уже некогда. Но опыт накоплен немалый, и работа по изъятию несознательных авторов на всех уровнях продвигается успешно.
Лег я спать, и снится мне, что я оказался в США, в том самом Американском ПЕН-клубе, куда меня заочно приняли. А там знакомая ситуация. Курт Воннегут, поругав власти, вдруг заявил, что едет в Германию. Президент ПЕН-клуба Бернард Маламуд мгновенно, по секретному звонку из ФБР, дает команду дематериализовать Воннегута. Сам Воннегут об этом не подозревает: его ведь исключили тайно.
Издатель вызывает редактора и небрежно бросает:
– Воннегута - тоже.
У редактора прибавляется работы.
И вот пришел читатель-почитатель Воннегута в магазин, а ему говорят:
– Не знаем такого писателя. Что-то вы ошиблись. Нет такого и никогда не было.
– То есть как это не было?
– Тс-ссс... Не было, и все тут.
Читатель - в библиотеку, но и тут то же самое.
В это время пролетел слух, будто Бернард Маламуд собирается поехать во Францию. Стало быть, он тоже встал на путь измены своему народу. Мгновенно он уже не только не президент Американского ПЕН-клуба, но даже и не член его. И некая личность, исполняющая обязанности секретаря, обзванивает издательства:
– Маламуда - тоже.
Затем его лишают американского гражданства, и вернуться в Соединенные Штаты Маламуду запрещено.
Артур Миллер отправился в Китай. Союз Авторов тайно голосует за его исключение, и вот Миллер в черном списке. Книги его изымают из библиотек и сжигают. Рукопись его новой книги таинственно исчезла из издательства. Его пьеса, которая с таким успехом шла весь сезон на Бродвее, снята без объяснений. В общем, Миллера - тоже.
Я просыпаюсь в поту, пью воду. Что-то мне в Америке не нравится. Не поехать ли жить в Москву? Там, как известно, все тихо.