Ликвидация. Книга первая
Шрифт:
Несмотря на то, что перед входом выстроилось несколько легковых машин трофейного происхождения — пара БМВ, получивших за форму кузова прозвище «лягушка», обшарпанные «Ауди-Фронт», «Ханомаг-Рекорд» и еще маленький «Фиат-Тополино», — фойе оглушило майора тишиной. Казалось, в огромном здании нет ни души. И только из слегка приоткрытой двери администратора приглушенно пело радио, почему-то по-итальянски. «На Рим, что ли, приемник настроили?» — хмыкнул майор, пересекая гулкое фойе. Но по меньшей мере один человек в театре все-таки
Стараясь ступать осторожно, Кречетов подошел к администраторской, постучал в дверь, приоткрыл ее пошире. И тут же убедился, что радио как раз молчало, а вот молодая симпатичная девушка исполняла хорошо поставленным голосом итальянскую песенку про два сольди. Девушка пела, обмахиваясь пышным веером и отплясывая при этом на большом письменном столе, вокруг которого суетились хорошо знакомый Кречетову администратор оперного — полный, суматошный Шумяцкий и еще трое служащих в форменных бордовых пиджаках.
— Антонина Петровна, прекратите, в конце концов, это хулиганство! — верещал Шумяцкий, пытаясь выхватить бумаги из-под каблучков. — Это неприлично, в конце концов! Я вам скажу, у вас задирается юбка!
— Тоня, ты же женщина! — трагически поддакнула пожилая вахтерша.
В ответ артистка Одесской областной филармонии Тоня Царько начала выбивать на столешнице уже совершенно матросскую дробь. Каблуки раздирали бумаги в клочья.
— Вы топчете важные документы! — взвыл администратор, хватаясь за голову. — Мама дорогая!..
Увидев замершего в дверях Кречетова, Шумяцкий обрадованно кинулся к нему:
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Виталий Егорович! Ну, вы уже видите? Вот такое происходит! Средь бела дня… Антонина Петровна, — злорадно обернулся он к певице, — за вами уже пришли!
Кречетов с улыбкой поклонился Тоне. Она, прервав танец, сделала кокетливый книксен.
— Товарищ Шумяцкий, у вас репетиция?
— Помилуй боже! — воздел руки к потолку администратор. — Я — и репетиция!.. Я и головная боль — это таки да, это чистейшая правда…
— А что, собственно, произошло? — поинтересовался майор у Тони.
— Они мне не платят! — заявила певица, воинственно упирая руки в боки.
— Почему? По-моему, прекрасный голос…
— Меня уволили вместе с голосом! — запальчиво продолжала Тоня. — Выкинули из театра!
— Но вы же здесь! — рассмеялся Кречетов.
— И буду здесь!.. — воинственно топнула каблучком певица. — Пока он не заплатит!
Воспользовавшись паузой, один из служителей вцепился в подол пышной Тониной юбки и потянул ее вниз. Отбившись от него веером, актриса снова грянула чечетку.
— Антонина Петровна, вы уже издеваетесь не надо мной, а таки над органами правопорядка! — тяжело вздохнул Шумяцкий.
Кречетов
— Товарищ Шумяцкий сейчас вам заплатит, — произнес майор, глядя на актрису снизу вверх. — Слезайте.
— Пусть сюда несут деньги! — заявила с высоты Тоня.
Кречетов обернулся к Шумяцкому, придав лицу недоуменно-холодное выражение. Он знал, что такой вид начальства оказывает верное воздействие на подчиненных. Подействовало и на этот раз. Хотя Шумяцкий никоим образом не был подотчетен перед военной прокуратурой округа…
Пока сильно уменьшившийся в размерах администратор, горестно сопя себе под нос, гремел ключами сейфа и трагическим шепотом отсчитывал деньги, Кречетов вновь повернулся к Тоне, не спешившей слезать со стола.
— А за что же вас уволили, Антонина Петровна?
— А вот за эту песню!
— Представляете, она ее на концертах поет, — понизив голос, встрял Шумяцкий. По всему было видно, что он страшно не хочет расставаться с потрепанной пачкой червонцев. — Позавчера выезжали на шефский концерт в рыболовецкий совхоз под Ильичевкой — спела!.. Просто уму непостижимо…
— А что ж в этом плохого? — удивился Кречетов. — Красивая песня…
— Да вы что?! — возмущенно замахал пачкой денег Шумяцкий. — Это же песня женщины за два, простите, сольди! За два гроша! Буржуазное, с позволения сказать, псевдоискусство…
— Нич-чего подобного, — властно перебил Кречетов. — Это песня… м-м… итальянских партизан. Доблестных борцов с режимом Муссолини. В ней поется… — он повернулся к Тоне и едва заметно подмигнул ей, — в ней поется о девушке-связной. Два сольди — это пароль… Вот, и потом эта девушка героически гибнет в бою под Генуей… Так что вполне себе патриотическая песня. Еще споете нам, Тоня?
— Буду я еще надрываться, — пренебрежительно фыркнула артистка.
Кречетов и Шумяцкий одновременно протянули ей руки, но она ловко спрыгнула на пол без посторонней помощи, небрежно приняла у администратора пачку купюр, не считая, запихнула в сумочку и пошла к двери, независимо стуча каблучками.
— Антонина Петровна, а расписочку? — подал голос Шумяцкий. — Это ж деньги!..
В открытую дверь из коридора влетел веер и шлепнулся у ног администратора. Тот растерянно поднял его.
Кречетов весело рассмеялся. Похоже, что он не зря побывал сегодня в опере. Совсем не зря.
Поднявшись по лестнице, Гоцман долго не решался постучать. Тяжело было заходить сюда, но…
Нора открыла быстро, словно ждала. В ее руке дрожала оплывшая свеча.
— А мне сказали, шо вам дали электричество, — неловко произнес Давид.
Он пошарил по драным обоям, щелкнул выключателем. Ярко вспыхнула стосвечовка под потолком. Гоцман увидел лицо Норы — с тенями под глазами, горестными морщинками в углах рта, опухшее от слез.