Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книга 1, Книга 2, Книга 3. Самая полная версия
Шрифт:
Автор в детские годы с мамой Татьяной Алексеевной
Для мамы мы возили из Клина два раза в неделю какую-то знахарку, которой я попытался поверить от безысходности, потребляли разные дорогущие медикаменты, но 12 сентября 1994 года человек, который любил меня больше всех, ушёл из жизни, придя в себя всего на несколько секунд из забытья, ища сына глазами, но найдя только свою сестру. Я же в это время был за стенкой, пытаясь выяснить у докторов настоящее состояние её здоровья, и утолял свой голод. Я оказался не достоин её при жизни как сын, и даже не смог сказать и выслушать последнее «прости»!
На полгода я выпал из эмоциональной жизни, существуя, словно робот, и вообще не задумываясь ни о чём. Всё окружающее
Все же после этого понимания, я начал по-другому смотреть на людей через прицел, скорее видя больше их родственников, нежели их самих в виде цели. Я все тяжелее находил мотивации для преодоления себя ради выстрела, прежних уже не хватало, новых появиться не могло. В связи с этим я более серьезно задумался над возможностью устранения Гриши…
Многим я обязан и своей супруге, Ольге, брак с которой всё же распался – не столько из-за слабости наших отношений, с ними всё было нормально, а в силу обстоятельств, которые наложила моя «работа». Мне кажется, я бы нашёл в себе силы сопротивляться любому чувству, если бы был рядом с ней, но после смерти матери мы провели вместе лишь несколько дней. Душевное тепло, глубокая озабоченность моим замкнутым состоянием помогали ей найти подходы для исправления моего, чрезмерно углублённого в себя настроения. Молодость, физиология, тяга к красивой женщине брали своё. Я, потихонечку начал оттаивать, и уже через несколько дней был в состоянии бороться с одолевавшим меня недугом, но вместо благодарности я вновь уехал, и в этот раз надолго. Так постепенно происходило наше разъединение, она крепилась, терпела, на руках с малолетним сыном, в одиночестве, пусть и благополучном, в достатке, но всё же одиночестве. По всей видимости, настал момент, когда желание общаться и внимание мужчин пробило сначала небольшую, а потом уже достаточную брешь, позволившую принять ухаживания другого… Но это случилось гораздо позже, после двух лет моего исчезновения, которое могло произвести и произвело впечатление исчезновения без вести, а то и смерти. Кроме ежемесячной суммы, пожимания плеч от людей, передававших деньги, на вопрос: «Жив он хоть, или нет?» – ничего не было. Так что в этой ситуации я склонен винить себя и только себя.
Позади было многое, и Квантришвилли, и случайная гибель посторонней девочки, о чем я узнал только в день ареста, и покушение в лифте с помощью управляемого взрыва, и выстрел в одного из лидеров «измайловских», чудом оставшегося в живых при точном попадании… Был арестован и освобождён за миллион долларов Григорий, он пробудет месяц в Москве и переберётся в Киев, где я наконец «достану» его через три месяца. Да и сам я еле ушёл из засады, уже практически будучи в руках милиции, и только реакция и сообразительность помогли мне остаться на воле. Странное совпадение: днём раньше попытались арестовать обложенного со всех сторон Солоника – он ушёл «на легках» через соседний балкон квартиры, которую тоже снимал. Мы ещё не были знакомы, но много слышали друг о друге.
Через месяц после похорон мамы пришлось спасать свою сестрёнку от, в общем-то, неплохого парня из «краснопресненских» бандюков, правда, кажется, с расшатанной психикой – он позволил себе избивать 17-летнюю девушку, при этом, с детства изучавший единоборства, ни силу ударов, ни точки их нанесения не рассчитывал. Пытаясь решить всё миром, сестрёнку я спрятал на снятой для этого квартире, запретив покидать убежище, звонить куда-либо и, тем более, выходить. Привёз я её туда от нашей замечательной бабушки Манефы, редкого по прозорливости и увлечениям человека – достаточно сказать, что в свои годы она была секретарём женского общества рыболовов-спортсменов и редко ошибалась в своих мыслях на будущее, как и в людях вообще. Не ошиблась и в этот раз. Позвонила мне и требовательным тоном, чуть ли не приказала мчаться к ней. Испугавшись за её здоровье, через полчаса я звонил в дверь. Удивлению моему не было предела, а взбешённое состояние поднялось до точки кипения за секунду. Не знаю, что нужно было делать с человеком, что бы придать юной гладкой и шелковистой коже, почти по всему телу, такой лиловый оттенок. Принимать решение нужно было сразу, что я и сделал. Но, естественно, не кардинальное. Пока определил её в «золотую клетку», надеясь сначала выяснить, а потом «разрулить» ситуацию с шурином. Разрулил…
Увещевания мои не помогали, он пугал жён моих друзей, кидался на меня прилюдно, даже попытавшись, якобы в шутку, в машине придушить меня. Разумеется, это я списал на неудачный юмор, но уже напрягся на полную катушку. Последней каплей была ситуация, когда мы с женой и маленьким сыном возвращались в только что приобретённую путём обмена с Гришиной матерью квартиру с новым ремонтом. Находилась она на втором этаже. Ещё при выходе из машины я заметил какое-то шевеление в окне лестничной клетки между вторым и третьим этажами. Остановил семейство у багажника вишнёвой «Нивы», а сам, закрывшись машиной, быстро разобрал вынутый магнитофон Clarion, работавший только как радио, поэтому не вызывавший ни у кого и никогда подозрений, извлёк оттуда пистолет, снял с предохранителя, но патрон в патронник досылать не стал и, немного осмотревшись и подумав, держа его в кармане, сказал жене сыну, стараясь их не волновать, что пойду первый, а они следом, в отдалении, конечно не объясняя, что это на случай стрельбы, чтобы их не зацепили. Зайдя в подъезд, шумя и топая, пока не видели отставшие супруга и чадо, передёрнул затворную раму и с лязгом отпустил её, досылая патрон в патронник, с предупреждением в слух, что буду стрелять, не задумываясь, в надежде, что знакомый звук заставит поостеречься людей, как мне казалось, что-то замышляющих именно против меня. Интуиция не ошиблась. Я продвигался пешком ко второму этажу, держа пистолет обеими руками перед собой, дошёл до лифтовой камеры и явно услышал топот ног, убегающих на верхние этажи людей, как минимум, трёх человек…
Нашли, с кем связываться! Не меняя положения пистолета в сторону сектора обстрела, открыл замок решётки в тамбур и поторопил Ольгу. Она появилась, ни о чём не подозревая, через секунду мы были уже дома, за металлической дверью, и о чём-то мило болтали. Скорее всего, всё получилось бы по-другому, если бы я не показал, что готов к атаке – всего-то лязг передёрнутого затвора. Каково же было моё удивление, когда при просмотре камеры видеонаблюдения я увидел силуэт шурина и лицо его «близкого» товарища.
Ещё поразительнее было случившееся этой ночью в три часа утра. На окнах были решётчатые ставни, и я не очень задумывался о возможности проникновения через окно, но такого и предположить не мог. В три часа ночи неожиданный взрыв сотряс стёкла, и рыжеватые оттенки пламени затанцевали кривыми рисунками решётки на стенах спальни. Проснувшись, я не придал этому значения, не подумав, что может гореть моя машина, которую я обычно ставил за квартал. Закрыв шторы поплотнее, лёг и заснул ещё крепче, наслаждаясь редким присутствием женщины в своей постели. Хоть сон в одиночестве был моментален, обычно мне приходилось просыпаться в той же позе, что и засыпал – бешенная психологическая нагрузка давала о себе знать. Проснулся я от какого-то нехорошего предчувствия, и точно: выглянув в окно, увидел, что сгорела именно моя машина, пусть и нашего, российского производства, но нафаршированная всевозможной техникой для фото и видеосъемки, ведения наблюдения по ходу движения, а также перехвата всего, что могло происходить в эфире. Хуже всего было то, что сгорели не мои частные, а принадлежащие группировке специальные средства, ценой в 5 тысяч долларов, о потери которых мне пришлось позже оправдываться перед Гришей. Из горловины бензобака торчала не до конца сгоревшая резиновая трубка, на которую было намотано что-то, уже погибшее в пожаре, да и сама по себе эта машина была непростой, с расточенным двигателем, подготовленной трансмиссией и ходовой. Почти всё моё оборудование сгорело. Сканер, частотомер, два приёмника, камера с видеомагнитофоном, видеорегистратор с покадровой записью, радиостанция и всё остальное не подлежали восстановлению. Спаслись только спрятанные под решётку проблесковые маячки и рупор громкоговорителя. И всё. Глупый поступок, повлекший несчастье.
Через день мы с Гусятинским рассматривали доставленный на эвакуаторе автомобиль. Разумеется, пришлось рассказать о небольшой семейной трагедии, о совсем потерявшем самообладание шурине. Сестру, разумеется, я возвращать не собирался, а понимать что-либо её муж не хотел, да и вряд ли был в состоянии. То ли влюблён был сильно, то ли это чувство наложилось на какую-то ненормальность, хотя, спору нет, сестра во всех отношениях женщина очень привлекательная. Но, возможно, здесь сыграли роль и гены прабабушки, которую вся станица называла «Зарезихой» из-за постоянно дерущихся за право ухаживать за ней мужиков. Судя по этому имени, пострадавших было немало.
В разговоре с Григорием я понимал, что он склоняется к чрезвычайным мерам, но старался его удержать, потому что воздействие было бы неадекватным, хотя и выхода особо не видел. Сошлись на том, что просто поймают и попугают, скажем, разрядив над ухом пистолет. Так и вышло, только по привычке шефа решать всё кардинально весь магазин разрядили в затылок, и не в лесу, как предполагалось, а буквально на проспекте Мира, у принадлежавшего их коммерсанту магазина «Кавалер», где он был «куратором» от своей «бригады». Забота о своей персоне со стороны «общества», конечно, приятна, но, по-моему, это было слишком, хотя, с другой стороны, единственно возможным и безопасным для моей сестры вариантом.