Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера
Шрифт:
Вердикт — новый отсчёт
«Я не обещаю вам Лёгкой победы и радости.
Я обещаю вам Кровь, пот и слёзы…»
Уинстон Черчилль
Двенадцать человек вынесли вердикт, давший мне надежду на новую жизнь. В любом отрезке есть конец, а 18 или 23 — это уже частности, я же верю в лучший исход.
Итак, по всем 72 вопросам, я и ещё один человек из нас четверых — Сергей Елизаров, кровный брат обоих Пы-лёвых, но, похоже, вобравший в себя всё самое лучшее от родителей, оставив наихудшее Олегу, а лавры Андрею, — получили
В этот период при переводах из камеры в камеру я во второй раз пересёкся с Василием Бойко. Не было свободной минуты, чтобы этот человек не читал молитвы, в том числе и о нас грешных, которые порой, не сдерживаясь, позволяли себе иронизировать по этому поводу. Кстати, его дневные и ночные бдения были услышаны, что является крайней редкостью для этой тюрьмы, и его выпустили под залог в 50 миллионов рублей. Правда, выйдя но внутренний дворик, он отправился не домой, что следовало из постановления Верховного суда, а в тот самый Петровский изолятор, откуда он через несколько дней попал на новый суд-ему предъявляли новое обвинение. Но судья, изучив «свежие материалы дела», пришёл в негодование, удивившись непрофессионализму и лености представителей прокуратуры, которые даже не удосужились и строчки текста поменять в прежних томах. Такого неуважения к суду, правосудию и к себе, «Его честь» потерпеть не смог, и из зала суда Василий под аплодисменты отправился домой. Далее Бойко вытащил из тюрьмы несколько человек, обвиняемых по тому же делу, вложив в виде залогов ту же сумму за каждого.
По всей видимости, моё напряженное состояние не прошло для него незамеченным, но успокаивать и убеждать, понятное дело, было бесполезно, к тому же внешне я был спокоен и отчуждён. Наверное, то, что он сделал, было наилучшим — он подарил мне книгу о св. Преподобном Силуане Афонском, буквально «набитую» откровениями и истинами.
Оголённые и реагирующие на всё нервы помогали воспринимать прочитанное очень близко, чем успокаивали возбуждённое естество. Это чтение действительно увлекло и помогло, открыв многое в отношении к жизни и сложившейся ситуации, в частности.
То ли странное совпадение, то ли воля Создателя, но день памяти святого — 24 сентября — именно тот день, когда я окончил настоящую книгу, и тот день, на который было назначено вынесение вердикта, и это та дата, которую я теперь признаю своим вторым рождением. С этого момента я ощущаю покровительство второго, после св. Святителя московского Алексея, — св. преподобного Силуана Афонского. Более того, случилось так, что колония, где мне определено отбывать наказание, находится на его родине.
А о Василии Бойко я всегда вспоминаю с теплым чувством и храню его пожелания о милости Божией и о спасении души…
Утро было спокойным и без особых переживаний протекло до полудня. Подымаясь в зал суда, переговорили с Олегом о А.П. Таран-цеве. У Пылёва уже был пожизненный срок, и по Уголовному кодексу большего не предполагалось — ведь «высшей мерой социальной защиты» являлась смертная казнь, но на неё был установлен временный мораторий, следовательно, и прибавлять ещё что-то не имело смысла.
Олег был уверен, что его показания понадобятся на суде над хозяином «Русского золота», и считал это своим шансом в дальнейшем уйти на менее тяжёлый срок. Но факт остаётся фактом — того, что было достаточно для нас, людей не медийных и не имеющих веса в обществе, маловато для публичных персон. Над ними если и проводится суд, то обязательно учитывается презумпция невиновности, где именно прокуратура должна доказывать вину обвиняемого, а не обвиняемый свою невиновность. Конечно, в случае, если не проводится «показательная порка».
Находясь в нижних камерах Мосгорсуда 24.09.2009 года, в предвкушении, возможно, самого важного момента моей жизни, о чём я думал? Сейчас те часы для меня покрыты тайной, ибо много последующих перекрыла неописуемая радость от произнесённого старшиной коллегии присяжных заседателей и повторенного судьёй, даже с некоторой дрожью в голосе, по всей видимости, от небывалого и неожиданного приговора в отношении меня. Всё, что осталось от этих тяжелейших минут, впрочем, облегчённых после маленькой молитовки, — несколько строк, написанных от руки, будто сошедших свыше как откровение предстоящего.
60 секунд
А уходя на эшафот, слова толпы:
«Так вам и надо!» —
Услышав, друг мой, не грусти,
Хоть и печальна серенада.
Твой страх и ужас позади,
Конец известен и бесславен,
Не бойся, просто посмотри
В глаза, кем будешь обезглавлен.
Смотри, своих не отводя.
Пусть души каменея стынут
У тех, кто руки занося,
Топор обрушит нам на выю!
Пока же солнышку дивясь,
В его лучах последних каясь,
Всех тех, кого припомнишь, злясь,
Прости, молитве отдаваясь.
Сам грешен. Может, Бог простит?!
Как хорошо, семья не видит:
Отрезан ворот, ножниц скрип
Мурашкой к кадыку подходит!
Щекой на плахе, воздух — рёв,
Чего тянуть, визжи железо!..
Вдруг барабаны резко — стоп!
А я смотрю на всё тверезо:
Вступая чинно на помост,
Глашатай возвращает к жизни —
Вдыхая жадно, в полный рост,
По-детски радуясь новизне.
Помилован — какой вираж!
Рожденный заново — как мило!
Пусть бывшее сейчас — мираж,
Как лопнувший пузырь от мыла!
Всё заново: врагов простил,
Друзья же сократились сами
И для меня лишь ты — весь мир,
Пусть и с сгоревшими краями.
Всего-то шестьдесят секунд,
Перевернув мировозренье,
Освободив от стольких пут,
Открыли к Истине стремленье!
Написано 24 сентября 2008 года за час до вынесения и оглашения вердикта.