Ликвидатор
Шрифт:
– Как спалось, Гренадер? – хихикнул Муха.
– Вы что, совсем в этой Греции офигели? – Я говорил пока еще с трудом, будто и впрямь полусонный. – Зачем привязали?
– Все из-за твоих возможностей, пехота, – ответил мне Муха.
– Я тебе уже, помнится, базлал, что не пехота, а десант, – огрызнулся я, незаметно пробуя крепость узлов.
Но те, кто меня вязал, похоже, дело знали туго – я был распят, будто для колесования на лобном месте.
– Зачем?.. – опять спросил я Муху.
– Есть подозрение, что ты не тот, за кого себя выдаешь, – вместо
– Ага, в самую точку. Я незаконнорожденный сын Клинтона.
– Шутишь, сучок… – злобно ощерился Муха. – Если выяснится, что ты стукач, – я тебя угрохаю самолично.
– Спасибо, Муха, за честь, – кротко сказал я, покоряясь – по крайней мере, с виду – неизбежному. – Пытать будете или как?
– Или как. – Толоконник указал на глиста в медицинском прикиде. – Пытать ни к чему, пока есть сомнения. А вот поспрашивать по науке – это в самый раз. Уж не обессудь. Давай, ты, хирург хренов! – резко приказал он докторишке.
Мне опять сделали укол. Не много ли за один вечер медицинских экспериментов? Первый раз усыпили, выстрелив в спину из спецпистолета ампулой (боятся, суки, схлестнуться лицом к лицу!), а второй – чтобы выжать, словно лимон.
Все, началось…
Сначала по жилам пробежал жар, а затем необычная легкость и раскованность взбурлили кровь, вызывая непреодолимое желание поделиться с кем-нибудь своими самыми сокровенными тайнами.
– Фамилия? – спрашивал сам Толоконник; все-таки его кое-чему научили в Высшей школе милиции.
– Левада, зовут Максимом, родился на Украине, село…
– Стоп, стоп! – остановил меня Малыш. – Отвечай только на поставленные вопросы. Звание? Где служил? За что посадили? Кто ты на самом деле? На кого работаешь? Кто ты?! На кого работаешь?! Кто?.. На кого?..
Я болтал, словно депутат на трибуне – без удержу и наплевав на регламент. Чего я только им не наплел! Даже о своих любовных похождениях, притом в деталях.
Знал бы Толоконник, чему нас, в отличие от таких гавриков, как он, обученных по укороченной программе, натаскивали в спецучебке! И какие дозы "сыворотки правды" – притом самых разных модификаций – нам вкатывали для так называемого "привыкания", используя электрошок, когда мы поневоле выбалтывали вводные учебного задания.
Поэтому, едва непослушный язык пытался посвоевольничать, как в мозгах немедленно взрывался электрический разряд, "закупоривая" тайную информацию болевой заглушкой. Медицинский кабинет, где нас практически пытали невозмутимые эскулапы, курсанты называли "клеткой Павлова" по имени знаменитого физиолога-экспериментатора, замучившего не одну сотню несчастных собак для изучения условных рефлексов…
На какое-то время я "поплыл". Так бывает всегда при подобных допросах, но только у людей, которые прошли "клетку Павлова". Остальные подопытные кролики продолжают трепаться до изнеможения в ясном уме, но при отключенном рассудке.
Конечно, если им не воткнут тройную дозу…
– Достаточно. – Толоконник выпил бокал сухого вина. – Пока достаточно.
– Он
– Похоже. И это очень странно.
– Почему?
– Так не бывает от одного укола.
– Ты забыл, что ему всадили в спину?
– Возможно, возможно… – пробормотал Толоконник. – Эй, лепила! [59] – позвал он "глиста". – Осмотри его. И не дай Бог ему откинуть копыта! Я тогда оторву последнюю твою радость в этой жизни и заставлю ее проглотить.
59
Лепила – врач (жарг.)
Я слышал их и даже видел через неплотно сомкнутые веки, но мое тело стало непослушным и вялым, а язык так и норовил вывалиться наружу – уставшие мышцы не держали нижнюю челюсть. "Глист" щупал пульс, давал мне нюхать нашатырь, похлопывал по щекам… Но все его усилия пропадали втуне.
– Ну как? – спросил Толоконник.
– Продолжать допрос нельзя, – робко прошелестел "глист". – Какая-то странная заторможенность… Так бывает, когда человек употребляет наркотики-галлюциногены.
– Он наркоман? – спросил Толоконник у пахана.
– В зоне не баловался, – растерянно ответил тот.
– Хорош гусь… – Толоконник впервые за время допроса выматерился. – В охране нам не хватает лишь сидящих на игле.
– Ты думаешь… он не подсадная утка? – с надеждой спросил Муха.
– Пока до конца не уверен. Ты сам слышал, что он тут нес.
В это время в кабинет вошел один из охранников. Склонившись к уху Толоконника, он что-то прошептал.
– Нет, – ответил тот. – Пусть идет сюда.
Охранник исчез за дверью. С того места, где я сидел, она не просматривалась, я лишь слышал легкий скрип навесных петель. А потому человек, вскоре переступивший порог кабинета, мне не был виден.
– Как он? – спросил вошедший, наверное подразумевая меня.
– Ничего. По-моему, дохлый номер, – ответил Толоконник.
– У меня информация почти стопроцентной надежности.
– Вот именно – почти, – недовольно буркнул Муха. – Загоним Гренадера в гроб по милости каких-то идиотов…
– Я повторяю – тем людям я верю, как себе.
– Ладно, Амирхан Заретдинович, оставим его. Время терпит. – Толоконник тоже исчез из моего поля зрения. – У нас есть проблемы поважней. Вы мои условия передали?
– Да. Еще позавчера.
– Ну и как?
– Приняты по всем пунктам.
– Значит, завтра…
– Уже сегодня, Александр. Встреча назначена на восемь утра. А сейчас около часу ночи.
– Все, спать. Вы остаетесь?
– Нет. Мне нужно возвратиться по темноте. Так сказать, во избежание…
– Логично. До свидания, Амирхан Заретдинович… Заруба! Развяжи Гренадера и надень на него наручники. Отведи в наш "карцер", пусть покемарит… Потом я снова им займусь.