Лила
Шрифт:
– Это было давно. Меня воспитывала моя прабабушка. Я с самых пеленок рос под ее присмотром, не подозревая, что меня «ваяют», что мне придают необходимую форму, чтобы однажды сказать: «Это мы сделали его таким».
– Каким?
– Выросшим в рамках воспитания, таким, каким меня всегда хотели видеть.
– Кто они? Я вас не понимаю, – недоумевая вновь спросил наш герой.
– Они не задумывались, – повысив тон, продолжал незнакомец, – хочу ли я иметь эту форму, они только и думали о том, как бы подороже меня продать. Не задумывались, хочу ли я быть проданным. Они хотели, чтобы я, так сказать, занял достойное место в обществе. В десять лет я осиротел: умерла моя прабабушка. Мои родители, уже неисправимые уроды, начали тянуть меня за собой на сцену, где я, по их мнению, должен был заработать семье более высокое положение в обществе
Задумайтесь. Мы приходим в этот мир свободными, чистыми, любящими жизнь такой, какая она есть. Будучи ребенком, вы стоите перед взрослым обнаженный и не испытываете чувства стыда. Повзрослев, вы стыдитесь самого себя и прячетесь в ракушку, как моллюск. В детстве у нас нет стремления сделать кому-либо больно или обманным путем заполучить заинтересовавший предмет. Ребенок просто протягивает руку и говорит: «Дай». У него нет желания стать собственником предмета. Все, что ему нужно, это удовлетворить свое любопытство. Затем он бросает его как объект, не интересующий его более. Так будет продолжаться пока вы не устанете подавать ему предметы. Главное, чтобы между предметами не было сходства. Это чувство любопытства вызвано любовью к жизни и ее неповторимым узорам, меняющимся как калейдоскоп и наполняющим нас новыми эмоциями. Вся наша жизнь – это эмоциональное насыщение.
Рождаясь, человек начинает свой путь по жизни с удовлетворения любопытства и постепенно только наращивает темп. Общество буквально впихивает его в свое эмоциональное пространство, сжимает при помощи всевозможных условностей, например, что ему можно, а что – нельзя. Набирающий обороты процесс познания вынужден подстраиваться под общественное сознание. Общество терпеливо воспитывает его, избавляется от его стремлений, делая его максимально выгодным для себя. Затем оно примеряет на него какую-либо модель поведения. И вот он – долгожданный момент. Дрессировка окончена. Человек становится тем, кем общество всегда хотело его видеть. Какой цинизм! Общество, не приемлющее насилие, по крайней мере, представляющее себя именно таким, демонстрирует насилие в изящной форме. А вас разве не так воспитывали? – резко остановившись, спросил незнакомец.
– Я не задумывался над этим всерьез, хотя ваш рассказ заставил меня провести немало параллелей с моим детством, – ответил тот. – А что случилось с вашими родителями?
– Мне было шестнадцать. Мои родители решили переехать в другой город, отцу предложили должность повыше. Это обстоятельство окончательно изменило мою жизнь. Я всячески противился тому, чтобы идти по стопам моего отца, продолжал сбегать из дома. Затем произошла трагедия. Моя мать приняла смертельную дозу снотворного. Я тяжело перенес ее смерть. Спустя год после этого меня поместили в клинику для душевнобольных. Отец отказался от меня.
– Почему ваша мать покончила с собой? – Спросил наш герой с сочувствием.
– Живя с отцом, она любила другого, но отца бросить не могла. Воспитание не позволяло ей этого. Ну а потом я сбежал из клиники и приехал в родной моему сердцу город, где наконец почувствовал себя счастливым, изменяя безграничное движение форм в бесконечности пространства и времени.
– Знаете… Оставайтесь жить у меня. Вот вам ключи от моей квартиры… Да где же они? – задумался наш герой, хлопая себя по карманам , узнав в незнакомце друга своего детства, с которым судьба однажды развела его.
Возвращение
Операция глупости
Ночь. Вокзал был самым оживленным местом в городе. Люди здесь, как всем известно, ждут либо своего поезда, либо часа, в который начнет работать городской транспорт. В любом случае на вокзале всегда царит атмосфера ожидания, которая питает своей энергией людей, нашедших приют в этой измученной толпе, бездомных.
Небольшим оазисом в этой изнуряющей атмосфере было привокзальное кафе. Сюда редко заходили посетители, а всякий вошедший сразу же становился объектом внимания собеседников, сидевших за столиком; один из них торопливо ел жаркое, запивая его томатным соком. На столе лежала газета «Городские новости» с крупным заголовком «Неизвестный пожертвовал внушительную сумму детскому приюту».
– Прошу прощения, как вас зовут? – проговорил посетитель с набитым ртом, не отрываясь от еды.
– Виктор, – представился сидящий напротив, поднося чашку кофе к губам. – Вы торопливо едите. Спешите? Спрсил Виктор.
– Нет, – ответил его собеседник. – Я вообще никогда никуда не спешу. Моя жизнь достаточно размеренна.
– Это все объясняет.
– Что именно? – удивленно спросил собеседник Виктора.
– Вы торопливо едите, а значит, медленно живете.
– Объясните.
– В вашей жизни мало событий, – начал Виктор. – Вы стараетесь оградить себя от ее ярких проявлений, которые стоит смаковать полноценно, вкушая как пищу души. Торопливо вкушая пищу, вы не чувствуете ее вкуса, торопитесь жить, насыщаясь яркими событиями. Сама жизнь нечто иное, как эмоциональное насыщение, а ваша трапеза – незаменимая составляющая общего процесса. Гармонично сочетая эмоции, полученные во время приема пищи с эмоциями, которыми мы насыщаемся в калейдоскопе событий, мы придаем нашей жизни осмысленность.
– Логично, – заметил собеседник Виктора.
– Всякий закон жизни логичен.
– А как же быть с действиями, которые не поддаются логике? – с улыбкой спросил собеседник Виктора. – Однажды я совершил нечестный поступок. Возвращаясь домой из командировки, я ехал в купе с женщиной. Образ ее преследует меня по сей день. Она была обворожительна. Поначалу мы приятно проводили время, рассуждая о жизни и лишь случайно соприкасаясь руками. Я предложил выпить – она согласилась. Осмелев после этого, я решился и поцеловал ее. Она ответила мне взаимностью. Всю ночь мы предавались любви, пока не утомились в жарких объятиях друг друга. Затем, немного перекусив, мы уснули. Разбудил нас стук в дверь в купе. Проводник сообщил, что до ее станции осталось пятнадцать минут. Второпях мы собрали ее вещи. Я помог ей вынести багаж, проводил ее до такси, вернулся в купе и обнаружил там оставленную ею впопыхах сумку. Любопытство раздирало меня изнутри – я открыл сумочку и обомлел. В ней лежали деньги и золотые украшения. Совесть мне говорила, что еще не поздно вернуть ей пропажу. Но мой другой внутренний голос, ранее не знакомый мне, говорил, что это мой шанс. Я не мог его ослушаться. Пришлось смириться. Да, я осознавал всю низость своего поступка и многое отдал бы за то, чтобы все вернуть. Уверяю вас, подобное не в моих привычках и противоречит моей морали.
– Вы совершили этот поступок не осознано, только потому, что не были готовы к яркому событию, вскружившему вашу голову. Это последствия вашего размеренного образа жизни. У всего происходящего в жизни есть причина, порождающая следствие. Ваша встреча была предопределена, а поступок стал судьбоносным. Вы говорили, что предавались любви. Вы уверены в этом? Может быть, вы путаете великое чувство любви с плотским удовольствием?
Немного помедлив, собеседник Виктора ответил:
– Я уверен в том, что это была любовь.
Виктор отпил остывший кофе и продолжил:
– Ну, тогда ждите. Скоро любовь вернется в вашу жизнь. Вы увидите, насколько она чудотворна. Светом своим, озаряя все сущее, она проявляет скрытое в лабиринтах судьбы, подчиняя себе непокорных, гордых, сильных и слабых. Всех, кого она одарила своей милостью. Ваш день рождения станет возобновлением новой и чистой любви, которая изменит и благословит вашу жизнь.
Слушая Виктора, его собеседник провожал взглядом проходящих за окном людей, волокущих за собой свои чемоданы, бродяг, просящих милостыню. Их разговор прервал приблизившийся к Виктору мальчишка. За его спиной прятался еще один. Они веселились, вспоминая представление на рынке. К мальчишкам подошел верзила, обративший на себя внимание не только стоящего за барной стойкой бармена, но и прохожих за окном.