Лилии (сборник)
Шрифт:
Шла и не думала, куда идет, не разбирала дороги, и только когда замерцали звезды среди голых ветвей облетающего березняка, остановилась, опустилась на землю.
«Спаси, Господи, люди Твоя!» – пробормотала она и закрыла глаза.
Только на следующее утро и нашли ее бышие ученицы, которые пошли за ягодами. Вместо ягод и вытащили на дорогу свою учительницу и отвезли в райцентр, в больницу.
Здесь Веру Сергеевну через неделю навестил Василий Егорович Великанов.
– Ну как ты? – спросил он, раскладывая
– Врачи говорят, поживу еще… – слабо улыбнулась Вера Сергеевна. – А ты-то что? Шурка тебя, к зубному отпустила?
– Один я сейчас, Веруха… В город уехала Шурка…
– Погостить?
– Зинка родила у нас…
– Поздравляю… – Вера Сергеевна, действительно, обрадовалась. Младшая Великанова, хоть и шебутной была, а все равно всегда нравилась ей, и когда в школе училась, и когда взрослой стала. – Мальчик? Девочка?
– Не-е… – Великанов покачал головой. – В общем, как ты и говорила тогда…
– Чего это я говорила?! – удивилась Вера Сергеевна.
– Ну это я так, фигурально выражаюсь… – Великанов наклонился к ней. – В общем, в тот вечер, когда Игорька вызвал на медведя, я выпил маленько с расстройства. Ну и хотел к тебе пойти, но сам в кресле оформился и задремал… Вот мне и приснилось, будто ты сказала, что, если Игорь медведя убьет, то негр у них родится…
– Я сказала?! Когда?!!!
– Да во сне, я тебе говорю… В том сне, который мне приснился тогда…
– Ну и что?
– А ничего… Как ты сказала, так и получилось. В общем, негритенок родился у Зинки, вот что…
– Так может она…
– Не-е, не… Она клянется, что никого у нее в то время кроме Игорька не было…
– Может, перепутали тогда ребенка?
– Может и перепутали… – вздохнул Великанов.
– Только, когда я Шурке рассказал про наш разговор во сне, она сказала, что из-за тебя это и случилось…
– Игорь-то как?
– Дак он не видел еще девочки… Ему сказали, что полежать надо Зине… Вот он и ходит каждый день под окна роддома, все спрашивает, чей носик у нее… А чей носик – его, конечно… А глазки? И глазки, дочка говорит, твои… Шурка-то рассказывает, что и в самом деле курносенькая девочка, кареглазая, только черненькая вся… Не знаем, в общем, как и сказать… Шурка мне велела ехать к тебе, гостинцев отвезти…
– А что я… Что я могу?
– Да я это и сказал Шурке… – вздохнул Великанов. – Медведя-то говорю, все равно не вернешь назад…
– Не вернешь… – Вера Сергеевна и сама не заметила, как ее рука легла поверх руки Василия Егоровича. – Не вернешь, Вася…
– Не вернешь… – Василий Егорович чуть сжал ее пальцы.
– Не вернешь…
Политрук
Церковный плотник Володя рассказал, что в армии возил заместителя командира по политчасти. – И вот ты не поверишь, – сказал он, глядя на меня своими нестерпимо голубыми на загорелом лице глазами. – Но он всегда меня отпускал в церковь на праздники… А время тогда еще до перестройки было… Еще в СССР жили… Строго тогда нас насчет церкви держали…
Нет-нет, не сразу замполит льготу такую Володе дал. Не раз и не два заводил беседу, пытаясь убедить, что Бога нет, но Володя не поддавался.
– Как же, товарищ капитан, мне в Бога не верить? – не выдержал однажды Володя и, расстегнув гимнастерку, вытащил помятую пулей ладанку. – Видите? Эта ладанка с образом Николая Чудотворца на отце была, когда в него на войне пуля летела… Получается, что Бог и спас моего отца на войне… Как же я в Него не буду верить?!
Вот после этого случая и стал политрук, когда возможность была, в церковь, на службу, Володю отпускать…
– И сколько раз ходил в город, в церковь… – рассказывал Володя. – А ни разу, ни один патруль документы не проверил, хотя я и не прятался от патруля…
И так он и служил, радуясь, что и среди замполитов бывают настоящие люди, и всегда молился в церкви, чтобы Господь привел политрука в церковь…
Но, видно, плохо молился…
Заболел политрук, как раз, когда ему майора присвоили, и так заболел, что сразу болезнь его скрутила…
Володя навестил его в больнице.
Политрук умирал.
– Открой тумбочку, солдат… – попросил он.
Володя выдвинул ящик. Там лежали деньги.
– Возьми! – сказал политрук.
– Зачем?!
– Ты панихиду по мне закажи… – неожиданно попросил политрук.
Володя отвел глаза.
– Извините, товарищ майор… – сказал он. – Я не смогу это сделать.
– Почему?
– Нельзя некрещеных отпевать и панихиды по ним нельзя заказывать.
Политрук с трудом улыбнулся.
– А кто тебе сказал, солдат, что я некрещеный? – сказал он.
– Так вы же сами и говорили мне, когда я пришел к вам, что некрещеный…
– Так это, солдат, тогда я был некрещеный, когда тебя против Бога агитировал… – сказал политрук.
– Неделю всего он прожил после нашей встречи. – Володя вздохнул. – Мучился страшно, когда я навещал, смотреть на него больно было… Но вот умер, и я даже не сразу узнал его в гробу… Лицо разгладилось, стало неожиданно красивым и даже как-то помолодело…
Он помолчал немного, опустив свои нестерпимо голубые на загорелом лице глаза.
– Мне рассказали потом, что таким у него лицо уже после смерти стало… – сказал Володя. – Получается, что с таким вот помолодевшим лицом и предстал он перед Господом…
Володя перекрестился…
Перекрестился и я.
За всё «заплочено»
Лето было жарким, а в конце июля пошли дожди…
Хорошо росли грибы в лесу. Еще быстрее начали расти цены. Люди снова сделались раздражительными, злыми, как тогда, когда Ельцин начинал реформы…