Лимб
Шрифт:
Пол под светом фонаря наконец-то открылся для Стаса. Он весь был покрыт следами свежей крови. Практически каждый квадрат пола был покрыт если не лужицей, то еле уловимой чертой, как если бы кто-то полз по полу, ну или волочил ногу. Но при этом передвигается он быстро, и отлично прячется ... у Стаса за спиной! Волосы встали у него не только на голове, сейчас даже куртка не касается его спины из-за них! Если он и хотел стать черепахой, то однозначно молниеносной. Размазывая красную "кашу" руками и ногами, Стас ринулся к свету. Схватив каску, он первым делом осветил место предполагаемого приземления пистолета. В этом безлюдном месте только пистолет придавал ему силы больше чем вся его хваленая стальная выдержка. С ним ему было спокойнее даже когда он отключался на сон.
А вот и пистолет. Еще один рывок, и он у цели! Теперь ему спокойнее. Он
Словно в тумане Стас преодолел перрон в сторону своей цели, туда куда он все еще стремился попасть. У него еще есть несколько станций надежды. Есть еще десятки километров, которые он должен преодолеть. Нет такой цели, которой он не достиг бы! И сейчас ему просто нужен отдых, нужен полноценный сон, нужен мягкий диван вагона, где он смог бы все это получить. Там он сможет прийти в себя, и ... Вот он край станции. Надо собрать последние силы, чтобы взобраться в этот невероятно неуступчивый вагон, который словно скала встал у него на пути.
Внутри вагона он рухнул на лавку. Если бы он был мертвецки пьян, то это было бы как раз то самое состояние! Глаза его сомкнулись в ту самую секунду, и он провалился в бездну бессознания.
9 ПРЕДЕЛ ПРОЧНОСТИ
Сон это был или явь, но он отчетливо услышал, как заработал компрессор тормозной системы, по-змеиному зашипели двери и вагон тронулся. Качая словно на волнах, поезд мягко следовал куда-то. Тихое постукивание колес успокаивало его еще больше, легкое покачивание убаюкивало. Внутри этого состояния ему стало очень спокойно. Ему вдруг сейчас показалось, что он стал опять маленьким мальчиком, тем самым мальчиком, что сегодня ночевал у бабушки в доме. Бабушка тем временем, что-то мурлыкая себе под нос, изредка гремит посудой на кухне. Легкий аромат свежеиспеченных блинов проникает ему в ноздри, возбуждая в нем дикий аппетит. Мозг, затуманенный сном, все еще никак не даст команду открыть глаза. Да и делать этого совсем не хочется. Хочется наслаждаться этим моментом из детства еще и еще. Это волшебный вагон, он перенес его туда, где взрослый человек хочет остаться на всегда! Туда где запахи сильней, где солнце ярче, где еще жив отец, где бабушкины пирожки вкуснее самых лучших деликатесов в мире, где мама каждое утро будит тебя самым искренним поцелуем, и её шершавые с утра губы смешно щекочут тебе мочку уха. Если надо чтобы детство было реальностью закрытых глаз, то он готов сейчас поступать именно так.
Сквозь запекшуюся пелену на глазах он увидел темные тени, что перемещались словно призраки. Призраков было много; одни были большого роста, другие небольшого. Одни были быстры как ветер, другие очень медлительны или вовсе стояли на месте. Он уловил даже их голоса. Они были невнятны, мешались в кучу, превращаясь в гул, словно это было ... метро в час пик!
Странно, но они никак его не беспокоили, вернее даже с ними он чувствовал себя спокойней. Этот рой теней у него перед глазами напоминал ему муравейник, такой большой, человеческий муравейник, что так же по утрам просыпается, вечно куда-то спешит, и где каждый занимается своим и очень нужным делом. Он был частью этого муравейника. А сейчас эта белая пелена разделяет его и всех остальных из этого роя. Она не только мешает ему рассмотреть все происходящее, она ко всему перекрыла ему доступ, накрыла его с головой, сковала его по рукам и ногам.
...
Сколько длится самый длинный сон? Несколько минут! Несколько минут в которые сжаты миллионы мегабайт цветных или черно-белых
Когда явь в итоге становится сном, мы вытираем, промокшей за эти пару минут подушкой, пот со лба. Когда сон начинает обретать реальность - подушкой не обойдешься. Здесь нужны крепкие нервы и непромокаемые штаны!
Для пары сотен людей, скопившихся на перроне станции метро, реальность и сны перемешались так сильно, что поверить в происходящее для некоторых было практически невозможно. Те что были покрепче рассудком пытались привести в чувство остальных. Остальные же, а это совсем обессиленные старики, помешавшиеся от случившегося и истерички всех полов, располагались в стоявшем возле перрона составе. Здесь же находился и "полевой госпиталь", который насчитывал несколько "тяжелых" пациентов, среди которых был и он. Из медикаментов по случайности у людей было совсем немного: нашлись таблетки аспирина, были антибиотики, совсем немного бинтов. Среди пассажиров последнего рейса оказались и медработники. Они-то и ухаживали за всеми пациентами. Другой состав находился глубоко в тоннеле, его решили использовать как могильник. И каждый день бригада самых стойких парней выносила туда груз 200. Процессия сопровождалась повышенным вниманием со стороны женского пола: они всегда провожали её до края платформы, кто-то причитал, кто-то читал молитву, остальные плакали, шумно сморкались в уже не высыхающие платки, скулили словно собачонки. Никто и не думал просто выбрасывать тела в глубине тоннеля, каждый понимал, что следующая церемония может оказаться по его душу.
После очередной церемонии двое вошли в "лазарет". Молодой, крепкий на вид, парень и мужчина лет пятидесяти сразу направились к лежащему на одной из лавок больному. Мужчина сел напротив, а парень, облокотившись на поручень, завис над над лежащим без движения парнем. Глаза больного были закрыты, дыхание было прерывисто, с помощью разорванных тряпок голова его и тело были зафиксированны.
– Дааа бродяга, крепок ты!
– начал разговор склонившийся над ним парень.
– Я каждый день ждал, что ты будешь следующим нашим клиентом, - он бросил взгляд и махнул головой сидящему напротив мужчине.
– Но ты заставляешь меня уважать тебя, хотя я совсем тебя не знаю. Да?
– он снова кивнул мужчине.
– Силища! От ног остались тряпочки, шея сломана, а он до сих пор держит сжатыми кулаки, и ведь не пискнул все это время!
– здесь он повысил голос и посмотрел в конец вагона, где сидел связанный толстяк с толстым кляпом во рту. Но даже с кляпом было слышно, как он воет утробным голосом.
– Оставь его в покое, - заступился за него мужчина.
– Не каждому дано выдержать такое.
– Ну да, это явно не по силам главам администраций!
– не на шутку разошелся парень.
Он быстрым шагом прошелся по вагону к пленнику. Толстяк заскулил словно маленький щенок, видно было, как он заплакал - крупные слёзы побежали по его пухленьким щекам, голова нервно задрожала.
– Его надо вывести на дальняк!
– сморщившись отпрянул от него парнишка.
– Он тут сортир устроил. Может его отпустить, пусть по тоннелю побегает?! Глядишь придет в себя!
Толстяк затряс головой - жестами его были одновременно и "ДА" и "НЕТ".
– Ути-пусичек ты наш, - продолжал язвить парень.
– Ну все хватит, - перебил его мужчина.
– Всему есть предел.
– Ладно Петрович! Извини, я просто терпеть слизняков не могу. Вот мужик!
– он показал на парня привязанного к лавке.
– Но ему не повезло, а это чмо ... , - он погрозил толстяку пальцем, затем кулаком, а потом просто махнул на него.
Парень облокотился на стенку вагона, замер, о чем-то задумался. Петрович тоже, уткнув взгляд в пол, задумался. Этот ритуал продолжался у них уже седьмой день. Семь дней - ровно столько они были в заперти под землей. Семь дней безнадеги, семь дней неизвестности. Шел седьмой день сотворения нового мира. Мира без людей, мира без Бога. Человечество, решившее что оно может сотворить его и без Него, было испепелено. И вовсе не Божьей карой, а собственной гордыней. Человек перестал быть венцом, уподобившись крысе, он доживал свои последние дни в земле. Первый раз в его истории живые наполняли убежища под землей, а мертвые - "населяли" её поверхность.