Линейные крейсера Англии. Часть IV
Шрифт:
Старший матрос Губерт Факрвел, переговаривавшийся с “Худом” посредством сигнального прожектора, видел “…огонь с яркими вспышками голубого цвета, и мне показалось тогда, что это воспламенился кордит. Языки пламени были очень длинные и сильные…”
Петти-офицер Сирил Коатс с “Принс-оф-Уэльса” был поражен “… градом искр на спардеке, появившихся несколько в корму от задней дымовой трубы, вблизи миделя корабля, после чего сквозь ограждения кормовой надстройки вырвался шквал дыма и пламени, охвативший вскоре башни “X” и “ Y”. Он также показал, что двери надстройки открылись и выпустили пар и клубы дыма и пламени, которые распространились дальше в корму”.
Матрос Джон Бойль, наблюдавший в перископ башни 133-мм орудий “Принс-оф-Уэльса”, сказал, что “…огонь озарил всё на кормовой надстройке и пламя поднялось по обе стропы”. В то же время матрос-артиллерист Вальтер Маршолл из расчёта зенитного
На борту “Худа” старший матрос РобертТилбурн находился, возможно, на самом удачном месте – на левом борту спардека – как раз рядом с носовой пусковой установкой реактивных невращающихся снарядов, прямо на уровне передней дымовой трубы. Когда снаряд с “Принца Ойгена” поразил спардек, он лежал на палубе ничком, что было наиболее безопасным положением для незанятых по боевому расписанию членов экипажа. Оп хорошо видел взрыв первого снаряда германского крейсера, происшедший на краю левого борта непосредственно перед кормовой пусковой установкой зенитных реактивных снарядов, и услышал, как стоящий рядом матрос сказал: “Это попадание нам…” По мнению Тилбурна, “…снаряд был некрупного калибра, а палуба в этом месте тонкой”, и, по его мнению, “…снаряд крупного калибра мог пробить её насквозь”.
Несколько минут спустя Тилбурн явственно почувствовал, что корабль начал разворачиваться влево. В этот момент пятый залп “Бисмарка” накрыл “Худ”. По корпусу прошло сотрясение, гораздо более сильное, чем после первого попадания. Палуба вокруг Тилбурна оказалась засыпанной обломками. Взрыв разбросал тела находившихся вблизи него моряков.
Впоследствии, на комиссии при расследовании обстоятельств гибели “Худа”, Тилбурну задали вопрос: "Можете ли вы ответить, который из двух этих снарядов пробил палубу, а который нет?”. Дать точный ответ на этот вопрос он не смог, но был уверен, что вспышка пламени после взрыва произошла вследствие воспламенения кордита. Сразу перед грот-мачтой разгорелся пожар. Пламя было живым и ярким, как будто горел кордит. Это было вполне возможно, так как здесь располагались кранцы первых выстрелов 102-мм зенитных орудий и 40-мм зенитных автоматов “Пом-Пом".
“Худ” в артиллерийском бою с “Бисмарком”
Однако Тилбурн не мог точно сказать, который из двух снарядов поджёг ёмкости с бензином для катеров, “…два или три десятка галлонов в бочках и большая бочка на слипе”. По его мнению, источник пожара находился ближе к корме корабля. Пламя распостранилось несколько дальше в нос и тоже из-за воспламенения бензина. Был отдан приказ немедленно потушить это пламя. Сразу же приступили к раскатыванию пожарных рукавов, но почти тотчас этот приказ отменили, поскольку начали взрываться боеприпасы. От разорвавшихся снарядов детонировали другие. Взрывы были небольшой силы, “подобно китайской хлопушке”, вероятно, боезапас “Пом-Помов”, и не могли оказаться причиной огня, распостранившегося дальше. “Была ли крышка подачной трубы 102-мм выстрелов открыта или закрыта?” – был задан ему вопрос, на что последовал ответ: “Она была закрыта. Офицер приказал мне закрыть её”.
Разрушения корпуса, так ужасно выглядевшие с “Принс-оф-Уэльса”, Тилбурму показались абсолютно безопасными. Он совершенно не почувствовал взрывной волны, сам звук взрыва, разорвавший кормовую оконечность “Худа” на кусочки, прозвучал для моряка не громче обычного орудийного выстрела. Однако наиболее безумным и поразительным казалось для него потрясающая тишина, опустившаяся на корабль после взрыва.
Прижавшись всем телом к стальной палубе, он слышал доносившуюся изнутри корпуса сильную вибрацию. Воцарившее на палубе внезапное спокойствие способствовало тому, что Тилбурн отважился перевернуться и посмотреть вокруг. Рядом лежали тела его погибших товарищей. Сквозь стелящийся дым он увидел пытавшихся подняться раненых. Другие, уберёгшиеся в укрытых местах от падающих обломков, молча оглядывались в полной беспомощности. Уцелевшие, они не догадывались, что это их последние минуты. Сам взрыв показался ему невероятно безвредным. На вопрос комиссии: “Почувствовали ли вы что-нибудь существенное для себя от взрыва?” – он ответил: “Нет. Шум был… прямо как во время стрельбы орудий”, и “… была мёртвая тишина после взрыва”.
Тилбурн встал, шатаясь подошёл к борту и увидел, что вода уже почти достигает находящейся
Сигнальщик матрос Эдвард Бриггс находился в момент боя на компасной площадке передней надстройки “Худа”, откуда мог видеть вице-адмирала Холланда, и слово в слово передал содержание команд и переговоров, которые здесь велись. Когда первый снаряд с “Приица Ойгена” поразил “Худ” в спардек, по корпусу прошла лёгкая дрожь. Спустя мгновенье вахтенный офицер доложил адмиралу: “Получили попадание в спардек, имеем возгорание боезапаса универсальной артиллерии в кранцах первых выстрелов”. “Покинуть её, пока боеприпасы не взорвались. Оставьте всё до полного выгорания”, – приказал адмирал. Сразу после этого прервался контакт с постами управления центральной наводки на топе фок-мачты.
Со своего поста Бриггс не видел, куда конкретно попал снаряд с “Бисмарка”, но, когда “Худ” стал заворачивать влево, неожиданная встряска отбросила всех находящихся на мостике вправо. На комиссии по расследованию Бриггс заявил, что по его мнению, попадание было, скорее всего по правому борту: “…потому что мы все повалились на правый борт”. Последовавший взрыв здесь особо не ощутили. Позднее оп вспоминал, что “взрыв не был ужасающим”.
Несколько секунд спустя вахтенный офицер доложил адмиралу, что гирокомпас вышел из строя, и адмирал приказал ему перейти в кормовую рубку по верхней палубе. Это был весьма плохой признак, поскольку оп означал поломку главного гирокомпаса, находившегося глубоко внутри корпуса. На мостике воцарилась минута мертвой тишины. Вдруг рулевой прокричал, что корабль не слушается руля. Холланд приказал перейти на запасное рулевое управление, ещё не зная о том, что ни руля, ни винтов крейсера более не существует.
Гибель “Худа”
“Худ” в этот момент “…накренился на правый борт на 6-7°, затем ненадолго на левый, а после задрожал, как разваливающийся дом, и сразу же после этого адмирал сказал, что корабль слишком быстро начинает крениться”. “Я упал лицом вниз, а другие разлетелись в разные стороны", – свидетельствовал Бриггс.
Внезапное перемещение носа корабля вверх бросило Бриггса лицом вниз. Последнее, что он запомнил об адмирале -вид спокойного, как бы не воспринимающего приближающийся конец, Холланда. И его штаб также не пытался искать спасения. Оказавшись в воде, Бриггс наткнулся на малый спасательный плот и взобрался на него. В поле его зрения попал другой, а затем и ещё один такой же, каждый со спасшимся моряком. Все трое начали энергично грести руками, дабы подвести плоты один к другому.
Третьим избранником судьбы, которому удалось пережить катастрофу, оказался гардемарин Уильям Дундас, соглано боевому расписанию находившийся на верхнем мостике “Худа”. Когда корабль накренился, он выпрыгнул со своего поста через окно и, подобно другим, старался отдалиться от тонущего корабля, опасаясь попасть в водоворот. На комиссии Дундас показал, что находящийся на правом крыле мостика офицер-торпедист докладывал, что на правом борту спардека возникло кордитное пламя.
Наблюдавший за боем на расстоянии 15 миль с борта крейсера “Норфолк” контр-адмирал Уэйк-Уокер вспоминал: “…пламя распространилось так, что под конец его ширина превосходила высоту. Затем пламя упало и быстро исчезло. После того, как оно упало, – говорил он,-я увидел ведущие огонь носовые башни, и в голову мне пришла мысль, что они справятся. Внезапно огонь появился возле кормовых башен, и мне показалось, что туда угодил снаряд”.