Лингвистические парадоксы

Одинцов Виктор Васильевич

«- Да и по-русски-то стали писать, боже упаси, как!.. Например, выдумали — «немыслимо», а чем было худо слово «невообразимо»? Нет, оно, видите, старое, так прочь его! Или, все говорили и писали: «Такой-то или такие-то обращаются к тому, другому, или друг с другом так-то»; не понравилось им, давай менять: «такой-то относится-де так-то». Лучше ли это, я вас спрашиваю?»

Еще в 1789 г. один из критиков писал о неологизмах П. Львова, популярного тогда писателя: «Что касается до отваги господина сочинителя помещать тут же в сочинении своем многие слова, как, например, себялюбие, себялюбивый... челопреклонцы, великодумцы, щедро-хищники и другие тому подобные; так в сем случае он совсем уже неизвинителен, и ему б было слишком еще рано навязывать читателям подобные новости, а надлежало б наперед аккредитоваться поболее в сочинениях».

Новые явления требуют

для своего обозначения новых слов. Новые слова кажутся странными или вообще излишними. Себялюбие — к этому слову мы уже привыкли и не понимаем, чем оно могло поразить Болотова. Но для него, по-видимому, оно звучало так же, как для нас щедрохищники. Сам Болотов не боится использовать иностранное слово аккредитоваться, едва ли необходимое. Вообще же именно иностранные слова вызывали протест чаще всего.

Выступления против иностранных слов, споры, «русское или иностранное», имеют давнюю традицию. В середине XVIII в. в одном из журналов предлагалось заменить такие иностранные слова русскими: аппетит — побуждение, желание, хотение; багаж — имение, пожитки; директор — правитель; инженер — искусный строитель крепостей и т. д. Легко увидеть, что эти иностранные слова не заменили и не отменили русских, но и не исчезли из языка, они оказались необходимыми, они обогатили наш язык. Язык не потерпел бы двух совершенно одинаковых слов. Иностранные слова, как правило, отличаются от соответствующих русских слов, выражают дополнительные смысловые оттенки. Так, князь Н. А. Вяземский писал о заимствованном слове результат: «...порываемся к результатам, которых... по-настоящему нет у нас, и поневоле прибегаем к галлицизму, потому что последствия, заключения, выводы, все неверно и неполно выражает понятие, присвоенное этому слову».

Думаем ли мы, что результат — нерусское слово? Как-то даже странно слышать, что кровать, свекла, парус — слова заимствованные. Все знают, что макароны — слово итальянское, но салфетка кажется совсем русским. А между тем в нем есть признак «иноязычности» — звук [ф]. Почти все слова с буквой ф заимствованные: фонарь, фильм, форма, кефир, шкаф, так же как и слова, начинающиеся с буквы а: аптека, апрель, армия, атака. Это слова заимствованные, но не иностранные. Это самые обычные русские слова. Конечно, нужно время, чтобы слово стало «своим».

Словарь русского языка

Вначале же «психологический барьер» преодолеть трудно. В романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?»

(гл. IV, ч. VIII) Кирсанов в разговоре с Верой Павловной употребляет слово инициатива: — ...А я верил тому, что ты толкуешь о равенстве, если равенство, то и равенство инициативы. Инициатива — для нас вполне обычное слово, никого сейчас им не удивишь. Реакция же Веры Павловны иная:- Ха, ха, ха! Какое ученое слово!.. И дальше она с нажимом несколько раз повторяет поразившее ее слово: — Разве я не стараюсь иметь равенство в инициативе? Но, Саша, я теперь беру инициативу продолжать серьезный разговор...

В те годы слово инициатива только входило в наш язык и для современников Чернышевского, возможно, звучало примерно так же, как для нас какое-нибудь трансцендентный.

В 1865 г. газета «День» писала: «Инициатива! Какое варварское слово! Нельзя ли русским писателям и словесникам придумать и пустить в ход русские того же смысла слова, например, хоть начаток, початок, задумок, переодел или что-нибудь лучше этого?». Но слово инициатива живет.

К слову принцип, появившемуся в 40-х годах прошлого века, никак не могли привыкнуть. Даже произносили его по-разному. Герой «Отцов и детей» И. С. Тургенева говорит: «Мы люди старого века, мы полагаем, что без принсипов (Павел Петрович выговаривал это слово мягко, на французский манер, Аркадий, напротив, произносил «прынцип», налегая на первый слог)...

И у героев И. А. Гончарова это

слово вызывает отвращение: — ... это противно моим принципам! — заключил Кряков. — Слышь — «принципы», это стоит «игнорированья», — тихо заметил генерал Сухову.

Один из филологов XIX в. предрекал: «Я думаю, все эти абстракты, принципы и проч. недолговечны и никак не получат в русском языке права гражданства, а скоро, вместо них, по-прежнему войдут в употребление отвлеченность, начало и проч.».

Этот прогноз (уместно ли здесь иностранное слово или лучше предвидение, пророчество"?) не подтвердился.

Можно ли думать, что множество иностранных слов, принятых и освоенных нашим языком в течение столетий, обеднило, а не обогатило его? Иностранные, заимствованные слова образуют значительный слой лексики любого языка. Это неизбежный и, будем думать, необходимый результат общения народов. Другое дело — злоупотребление иностранными словами в речи.

Вызывали возмущение не только чужие слова, но и чужие значения, русские слова, «копировавшие» иностранные, слова-кальки. Например, русское полуостр0в — это буквальный (по частям) перевод немецкого Halbinsel (halb -'половина', Insel — 'остров'). Часто такое необычное образование или использование русского слова казалось неоправданным.

Один из филологов писал (в конце 20-х годов XIX в.): «Не довольно обруселые немцы, переводя с немецкого Sie sieht hubsch aus, говорят: она хорошо выглядит вместо она хороша собою или чернильница выглядит, как ваза, желая сказать, что чернильница имеет вид вазы. Слово выглядеть значит то же, что разглядеть, и отнюдь не может быть употреблено в значении, которое ему придают недоученные». Выглядеть — это буквальный перевод немецкого aussehen: aus — 'вы', sehen — 'смотреть, глядеть'.

И мы сейчас говорим, как «недоученные», хс\тя глагол выглядеть противоречит, по выражению акад. Я. Грота, «как духу русского языка, так и грамматике». Замечали ли вы, что приставочные образования глагола смотреть и глядеть синонимичны (различия почти исключительно стилистические, а не смысловые): рассматривать незнакомца — это то же, что разглядывать незнакомца; можно сказать: Отец внимательно посмотрел на меня или поглядел на меня; глагол недосмотреть легко заменить глаголом недоглядеть; то же мы видим и в возвратных формах: осмотреть(ся)-оглядеть(ся), присмотреть (ся)-приглядеть (ся), засмотреть(ся) — заглядеть(ся), насмотреть (ся) -наглядеть (ся). И вдруг: высмотреть — выглядеть — никакого соответствия.

В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова у глагола высмотреть находим два значения: «1. Старательно рассмотреть. Высмотреть все подробности. 2. Рассматривая, найти. Высмотреть в толпе знакомого». Мы не скажем «выглядеть все подробности» или «выглядеть в толпе знакомого», хотя, если мы так скажем, нас легко поймут (правда, решат, что мы хотим быть остроумными). В том же словаре для глагола выглядеть дано только одно значение: «Иметь тот или иной вид. Хорошо выглядеть. Выглядеть больным». И вот при таком полном расхождении двух глаголов словарь все же фиксирует и нечто общее. При каждом глаголе дается по одному фразеологическому (устойчивому) обороту: «Все глаза высмотреть (прост.) -то же, что все глаза проглядеть», и «Все глаза выглядеть (прост.) — то же, что все глаза проглядеть». Полное совпадение. Но ведь ясно же, что это не два разных фразеологизма, это одно и то же выражение, в котором мы с одинаковым правом можем употребить и тот и другой глагол. Значения фразеологизмов полностью совпадают, но их употребление находится уже за пределами литературной речи, это просторечное выражение. И все же это исконно русское, идущее издавна. Чужое значение, заимствованное, хотя и нелепое, образованное не по правилам, вторглось в язык, заняло все слово, совершенно вытеснило прежнее основное (корневое) значение слова. Значит, оно было очень важно, необходимо в языке. Конечно, она хорошо выглядит и она хороша собой — это совсем не одно и то же.