Лингвокриминалистика
Шрифт:
Для пусть повзрослевшего, но оставившего по себе след пацана, который поменял отчий дом, две общаги и три квартиры прежде, чем купить первую свою, переезд выглядел пиздец каким испытанием. Но я постарался на славу.
Предложенный риэлтором дом поначалу меня полностью устроил. Но я быстро понял, что для одного он великоват. Вроде бы просторный, а давит.
Думал, девочка ситуацию изменит. Отчасти даже не прогадал.
Сначала тот самый дом зажегся. Вместе с ним – я. Теперь… Ездить сюда – каторга. Но и не ездить как-то не получается.
Сегодня я мог бы, как всегда, остаться в снятом номере. Мне-то похуй, что то – не дом, что это. А оттуда до офиса ближе. Соблазнов меньше. Приходишь – вырубаешься.
Но я поехал к соблазнам. Которые спят и ненавидят меня до трясучки. Причинил, блять, добро. И себе, и ей.
Внешне она понравилась мне сразу. Ведь а как иначе? Показалась дерзкой, но запуганной. Это сочетание удивляет только тех, кто в жизни не имел дела с девочками из консервативных религиозных семей.
Я же плюс-минус понимаю, что в них живет и что борется. Хорошая тихая дочь с открытой для мира жадной искательницей приключений. В моей Айлин тоже.
Жалко стало. Сильно жалко.
Противно, когда увидел, как на тупорылый «скандал» реагирует её отец. Такие истории в моей юности тоже были. Птичка выпархивает из клетки, её хватают за лапку, ломают вместе с крыльями и заталкивают назад.
Мне всегда было жалко птичек, но только эту захотелось спасти.
Я слишком долго был на стороне защиты. И слишком хорошо знаю, как сложно отбиться от обвинения. Презумпция невиновности, к сожалению, не настолько действенна, как мы привыкли себя убеждать. Другое дело – право сильного.
Поначалу думал, что мой план – охуенен. От меня отъебутся со сватовством, дом оживет, собеседник появится. Человекообразная домашняя зверушка. Грехи отмолю, опять же. Но со временем понял, что «хуевый» пишется не так.
Потому что, Айдар Маратович, сколько тебя жизнь ни учит, ты продолжаешь отрицать: с людьми играть нельзя. Даже когда кажется, что продумано всё до мелочей, осознаешь подвох, уже лежа на лопатках. От удара тех, кого считал слабым соперником. Моя Айлин оказалась… Слишком сильным для меня. Пожалуй, искушением.
То, что я считал охуеть какой прививкой от захода в реку дважды, стало моей же ловушкой. Я брал Айлин в жены с уверенностью, что смогу сохранить с ней нейтральный отношения, которые строятся на симпатии. Что тут-то у нас не будет, как с Дашкой. На нерве. На пике. От жгущей любви до адской ненависти.
В итоге же…
Мы даже не спим, а искрит так, что я немного в ахуе. И дальше будет хуже.
Потому что, кроме прочего, я её хочу.
Спасаюсь работой, которой действительно туча. Физическими контактами, которые в один прекрасный момент перестали дарить разрядку и сошли на нет.
Мне в жизни хватает адреналина. Хватает черноты, в которую каждый день погружаюсь на разную глубину. Хватает проблем. Я как-то долго и, сука, счастливо жил до нее. Знать не знал. Не жалел. Не заглядывался. Мосты не строил. А теперь не могу.
Сам же себя посадил на иглу. Сказочный, конечно, долбоеб.
Сам выставил условия, сам определил правила сожительства, а теперь бешусь, что так, как задумалось изначально, не работает. Отчасти из-за меня. Отчасти из-за нее.
Отчасти, подозреваю, из-за мальчика…
На экране приборной панели машины очень красноречивое время – два тридцать ночи. А я какого-то хуя приехал домой. Паркую машину и выхожу.
Здесь меня привычно не ждут.
От излишеств я отказался сам. Мне приятно, конечно, что встречают ужином, смотрят с восторгом, улыбаются, но это всё был путь к ненужной нам близости.
Как будто без этого я прошел не по нему же… С ней, наверное, невозможно иначе. И это тоже мой проеб. Не понял. Не до конца рассмотрел.
А может в том, что в чужие руки так просто отдал.
Открываю дом, захожу и бросаю мобильный с ключом на памятную консоль.
Из-за воспоминаний ладони тут же жжет, а член давит в ширинку.
Беря её замуж, я не собирался делать своей. И сейчас не собираюсь. Вроде как. Только такими темпами придется тупо съехать. Потому что сталкиваемся – искры столпом.
Вместо спальни, душа, убийственного сна иду в гостиную к бару. В алкаши записываться, возможно, рано, но привычка расслабляться вечерами вот так тоже подбешивает.
Лучше б кого-то трахал, Салманов. Честно.
Говорю себе же и непоследовательно наливаю побольше виски. Лед в жопу. Как и покаяние за харам перед Аллахом. Хуевый я мусумальнин. Давно понял. Давно смирился. Слишком люблю эту жизнь и в душе не ебу, что будет дальше.
Айка другая, конечно. А мы с мальчиком её знатно ломаем.
Вспоминаю о нем, делаю большой глоток. Смотрю на остроконечный месяц, убеждая себя же, что, в принципе, похуй. Хотя на самом деле…
Хуй я его имя не знаю. Знаю, блять. Зачем-то знаю. Презираю, если честно. Двадцатилетки должны спать с двадцатилетками. Это факт. Но она себе выбрала какое-то ничтожество.
Сама платит за то, чтобы ебаться не на съёмной квартире, а на чистых гостинничных простынях. Находит оправдание тому, что из ситуации, которую он и создал, не вытащил. Цветы себе покупает от моего имени. Подарков от него я что-то ни разу не видел.
Меня иногда подмывает выйти на связь и спросить: ну что ж ты за чмо-то такое… Но сдерживаюсь. Она не просила.
В последнее время вообще ни о чем не просит. А если просит – ломает себя.
Я понимаю, что всё пошло по пизде после того, как не сдержались. Понимаю, что скорее всего обидел. Не те слова подобрал. Не оправдал надежд. Может она и не против была бы сменить своего долбоеба-Диму на законного мужа. Только на сколько? Сколько я нам дам? А её на сколько хватит?