Лингвокриминалистика
Шрифт:
Из-за этого ещё сильнее чувствую себя белой вороной. Понятия не имею, как Айдар умудряется жить так всю жизнь. Он же именно такой – привлекает к себе внимание, где бы ни появился.
Лейла пробегается по мне взглядом и цокает языком.
– Какая же ты красавица, Айлин… Какая красавица! Как муж тебя из дому выпустил такую красивую? – Безобидная шутка-комплимент делает больно.
Он даже внимания не обратил. Кивнул. Взял под руку. Повел.
На сей раз я не захотела сама напрашиваться на комплименты. Это кажется уже не забавным, а унизительным.
Лейла сжимает мои руки. Мы стоим друг напротив друга и смотрим в глаза. Я хочу убедить себя, что вот так смогу провести весь вечер. Тогда это будет не страшно. Лейлу я люблю. Ее я не боюсь. С ней мне не противно…
Как жаль, что это невозможно.
– Ты к своим еще не подходила?
Мотаю головой и стараюсь не хмуриться.
– Как у вас с Азаматом дела? Всё хорошо? – Готова говорить о чем-угодно, только не о необратимом. Скорее всего придумываю, но внимание родни чувствую лопатками. Я должна буду первой подойти? Обязательно сама? Хочу хотя бы с Айдаром…
Думаю об этом и выть готова. Он – не твоя поддержка, Айка. Не придумывай.
Сердце колотится быстро-быстро. Почему я тогда не сбежала? Почему я не сбежала одна? Зачем мне Митя? Я справилась бы.
– А шампанское здесь есть, не знаешь? – В глазах Лейлы зажигается удивление вперемешку с испугом. Я же пробегаюсь взглядом по залу, обращая внимание не на людей, а на столы. Хочу смочить горло холодным. И хотя бы немного расслабиться.
Главное, чтобы Айдар не подумал, что это я снова… Вспоминаю наш диалог в его машине и передергивает. Фу. Я строю из себя совсем не то, чем являюсь.
– Не знаю, ханым. Я и раньше, ты знаешь, а теперь…
Щеки Лейлы тут же розовеют. Я понимаю, о чем она молчит. Люблю подругу до невозможного, но сейчас сдержать жгучую зависть просто не могу. Улыбаюсь натянуто, ляпаю, что мне нужно поискать, что бы попить, высвобождаю руки и отворачиваюсь.
Почему я не родилась в семье Лейлы? Почему мы с ней не сестры? Почему я точно так же не с детства люблю сильно и взаимно? Почему мне так не повезло?
Лавирую по залу, находясь больше в себе, чем в окружающем веселье, когда чувствую, как от плеча вниз скользит рука. Сжимает запястье. У меня даже глаза расширяются и внутри холодеет. Я медлю несколько секунд, борюсь с желанием вывернуть кисть и пойти дальше, не оглянувшись. Но так нельзя. За нами наверняка наблюдают.
Становится плохо до ужаса. Я в тупике. Меня сюда за руку привел муж. Оставил. Сказал справляться.
Натягиваю на губы улыбку и оглядываюсь. На меня смотрит мама. Касается мама. Убивает мама.
Даже через невидимую стену, которую я старательно все это время возводила, сочатся ее эмоции. Тоска. Радость. Боль. Любовь. Вина. А я просто не могу это больше впитывать. Это меня отравляет. Я не в состоянии ее простить. Никого из них не в состоянии
– Айка моя… – Но и грубо отказать в контакте не могу. Я в ловушке.
Мама разворачивает меня и заключает в объятьях. Я снова наклоняюсь. Руки повисают вдоль тела. Я просто позволяю. Я просто пытаюсь держаться, когда внутри – протест, злость, обида, даже ненависть. Но рядом с ними – любовь, которую я не могу перечеркнуть, как бы ни пыталась. Это жестоко, что Аллах связывает детей с родителями такой силы чувством.
– Ты такая красивая, доченька… Такая красивая…
Мама говорит мне, оторвавшись, и внимательно разглядывая. Водит по рукам до плеч и снова вниз. Я дергано улыбаюсь и ничего не отвечаю. Бросаю взгляд над ее головой, встречаюсь глазами с Айдаром.
Он разговаривает с отцом Лейлы. Наверное, о чем-то важном. Хочу прочитать в выражении или увидеть в действиях понимание, что происходящее для меня – ужас. Но этого нет. Айдар не зовет к себе. Не дергается навстречу.
Медленно и совершенно точно мне кивает.
Закрываю глаза и переживаю новый удар.
Уверена, я расцениваю всё правильно. Это значит жестокое: стой. Сегодня ты – игрушка для родных.
– Идем за стол, кызым. Идем с бабасы поздороваешься. С Бекиром. Они так тебя ждут…
***
Мое настроение – дряннее некуда. Сложно вспомнить, когда я настолько не могла справиться со своей злостью. Разбитое вдребезги моральное состояние отражается на физическом. Если ко мне прикоснуться – взорвусь. Слава Аллаху, Айдар Салманов в прикосновениях ко мне не заинтересован.
Мы провели на свадьбе четыре бесконечных часа. Он занимался своими делами. Я – отрабатывала «долг» перед родней.
Мама бесконечно меня гладила и обнимала. Я тратила все силы на то, чтобы не проникаться её теплом. Сердце кровоточило, потому что в мире нет ничего, о чем я мечтала бы сильнее. Только иметь возможность снова любить маму так же сильно, так же сильно ей доверять и на нее полагаться. Но мне больше нельзя. Гордыня не позволяет.
Мы с Бекиром разговаривали так же, как в кабинете Айдара. Когда все слышат – дружелюбно, когда между собой – взаимно обвиняя. С отцом… Это было самое сложное. Он, вероятно, ждал, да и продолжает ждать от меня прозрения и новых извинений. Еще лучше — благодарностей. А я не могу. Глотала одно за другим: «выглядишь хорошо, Айлин», «видно, что муж заботится, не обижает»… И даже ответить не могла. Мы же с Айдаром договорились играть счастливых.
Родители пытались поговорить со мной об университете, к нам то и дело кто-то подходил. Я вынуждена была улыбаться в ответ на ужасные шутки про сорванную однажды свадьбу и риски для этой. Выдерживать слишком любопытные, липкие взгляды. Игнорировать зависть. Делать вид, что не замечаю подколок.
Айдар как будто отдал меня в аренду на вечер. А потом подошел, положил руку на плечо и сообщил, что мы можем ехать.
Находиться с ним рядом мне тоже не хотелось, но главное в тот момент было сбежать.
Мне казалось, что уже в машине Салманова начнет отпускать. Станет легче. В реальности…
Мне кажется, я на грани. Сорвусь в любой момент по мельчайшему поводу. Не могу переключиться. Варюсь в событиях вечера. Варюсь-варюсь-варюсь. Вскипаю. Брызжу через край. Зажимаю крышку, чтобы не задеть Айдара.