Шрифт:
Константин Петрович находился в рабочем кабинете, где курил английские папиросы, одну за другой, раздавливая пальцами окурки в пепельнице, которая была уже переполнена. Дым поднимался к высокому потолку тонкой струйкой, оставаясь в воздухе душной пеленой. Константин Петрович лихорадочно думал думу горькую о том, что варварство, в которое сваливалась великая Россия, до добра не доведет. Надо было предпринимать шаги к спасению благосостояния, а тут так некстати заартачилась его Люба,
Слух уловил стук захлопнувшейся входной двери.
– Иван, - крикнул Константин Петрович, - ты что ль?
– Нет, Константин, - раздался голос Сергея Андреевича, поднимавшегося по лестнице. – Приветствую тебя, - уже стоя в дверях, сказал приятель.
– А, друг мой любезный, ну, здравствуй, здравствуй, - пошел навстречу родственнику с вытянутой ладонью Константин Петрович.
Друзья крепким рукопожатием поприветствовали друг друга.
– А что, Ивана внизу нет, что ли? – спросил друга хозяин дома.
– Да, видно, и его унесло революционным вихрем в гущу событий, - с иронией ответил Сергей.
– Вот, вот, правильное слово ты подобрал – унесло. Чувствую, и нас всех переломает этот вихрь, успевай только поворачиваться. Но, ничего, царь батюшка не допустит анархии. Волевой рукой монарх раздавит гидру. . . Что делать-то, Сережа? Мечусь, как зверь в клетке, мысли хаосом роятся в голове. Как жить будем? А? Скажи, мил человек.
– Давай закурим, и подумаем. Как известно, родственниками стали, теперь мы оба в ответе за наши семьи. Ты думаешь, я не ломаю себе голову?
– затягиваясь горьким дымом, произнес Сергей Андреевич. – Вернулся сегодня домой, и первое, что встретил – огорошенный взгляд своей ненаглядной Агафьи. И понимаю, что она требует от меня прямого ответа на тот же самый вопрос, что ты мне задал. Как жить будем? Не знаю, Константин, но мне кажется, держаться мы должны друг за дружку. Так точно выживем. Возврата к прежней жизни не будет. Слишком долго вольные идеи бродили в умах народовольцев, эсеров, анархистов, социал-демократов, и много произносилось смелых речей о свободе личности и правах народа. Общественное мнение было разнополярным, слишком рьяно стали отрицать устои, критиковать существующий порядок, а от интеллигентных разглагольствований реформы сами собой не придут. Увидишь. Поднялся кто? Самый обездоленный – мужик, которому кроме оков терять уже нечего. Не кончится эта чехарда, попомни мои слова. Но нам с тобой надо думать больше не о себе, а о том, как нашим дорогим женщинам пришлось бы меньше пролить слез и испытать мытарств. Живем в эпоху перемен, Костя, а революции никогда бархатными не были. Борьба за власть ведется при помощи оружия. И мы, как умные, здравомыслящие люди, должны это понимать.
– Вот, и я о том говорю. Уезжать надо! – соскочив с кресла, выкрикнул Константин. Он метался по комнате, размахивая руками. – К черту все. Бежать, бежать – один выход!
– Куда, Константин Петрович? Куда ехать? Пойми, если мы сейчас потеряем родину, то уже никогда не приобретем ее назад. Нельзя, никак невозможно бежать на чужбину за призраком лучшей жизни. Нет. В конце концов, русские мы с тобой люди, или нет?
– Ага, судя по фамилии, самые, что ни на есть, - съязвил Константин Петрович.
– Дело не в фамилии, а в состоянии души, Костя. Я рожден, воспитан на нашей земле, и уходить от нее не вижу смысла. Родину не выбирают. И если нам уготовано судьбой разделить с ней испытания, то я готов.
– Не знаю, Сергей, не знаю. Не убедил ты меня, извини. Кстати, Любовь Васильевна к вам, поди, уехала? Жаловалась на меня?
– с горькой усмешкой спросил Константин.
– Привез я твою благоверную, вместе приехали. Ты сейчас ее не тревожь. Давай сделаем так. Я завтра поеду с Агафьей к маменьке. Приглашаю вас с Любовью Васильевной присутствовать на семейном совете. Глядишь, и найдем путь, который устроит всех. Надо выслушать все стороны. Не забывай, ты – член семьи, а у меня еще два брата, у которых тоже семьи. Отказ не принимается.
На том и решили окончить на сегодня такой непростой разговор.
Откланявшись, Сергей Андреевич поспешил вернуться домой к своей любимой, где ждали его уют, тепло семейного очага и призрачный покой, так похожий на обман.
Константин Петрович тихонько постучал в дверь Любови Васильевны:
– Любушка, ты еще не спишь?
– Нет, Костя, входи. Не спится что-то. На сердце неспокойно. Ну, что, поговорили с Сергеем Андреевичем?
– Да, - обнимая супругу за плечи, ответил Константин Петрович, - поговорили. Только, какой в этом смысл? Нам всем остается ждать. Завтра решим, как быть. Посмотрим. А пока давай закроем тему. Неужели, нам больше нечего сказать друг другу, Люба?
– Прости меня, Костя, я, наверное, люблю тебя еще больше. Все прекрасно понимаю, что забота обо мне заставляет тебя метаться. Давай, помиримся, и больше не будем вести разговоры. Будь что будет. Утро вечера мудренее.