Линии
Шрифт:
— Эй! Юко, с тобой все в порядке? Это был Кодзи.
— Д-да, — с трудом выдавила Юко.
— Я только вышвырну этого парня и сразу же вернусь. А ты смотри никого не пускай, пока меня не будет. Ладно?
— Ясно.
Кодзи нагнулся, приподнял распростертое на полу тело и добавил:
— Сто раз тебе говорил: осторожнее со свечами. Это опасно.
И вышел.
XII - ФУМИ
Пройдя по коридору, Кодзи остановился перед лифтом и нажал кнопку вызова. Его взгляд уперся в объявление о застройке нового земельного участка. Дом, где
Приближался рассвет. С реки иногда налетал ветерок. Кодзи показалось, что ветер дул с речки Тама. Но под тяжестью своей ноши Кодзи не чувствовал ни малейшего холода. Он вообще был маловосприимчив к изменениям температуры и даже к болевым ощущениям. Дело было не в стальных нервах, а скорее в длительных тренировках...
Его мать была весьма вульгарной особой. Отца не было. Кодзи с матерью жили на границе префектур Киото и Хёго, на берегу моря, в деревне, где круглый год пахло сушеной рыбой. Мать сошлась с мужчиной, который был гораздо старше ее. Кажется, уже тогда ему было за шестьдесят. У него была дочь по имени Фуми. Мать Кодзи сразу же невзлюбила ее и частенько била девочку в отсутствие отца и сына. Мужчина, живший с матерью, был членом рыболовной артели, а также избирался в муниципальный совет. К тому же он владел земельным участком в горах, на котором выращивал грибы. В углу правого глаза у него была огромная родинка величиной с перепелиное яйцо. От этого кожа вокруг глаза пожелтела, а когда он напивался, то пятно становилось темно-красного цвета. Первое время мужчина хорошо относился к приемному^сыну, но однажды, сильно приняв на грудь, так отлупил его, что мальчика пришлось срочно госпитализировать. Оказалось, что девятилетний Кодзи имел неосторожность заметить, что родинка на глазу у почетного рыбака похожа на личинку бабочки. После этого случая приемный отец стал постоянно избивать пасынка, а мать Кодзи испытывала извращенное наслаждение, поливая спину Фуми кипятком, но только тогда, когда рядом не было никого, кто мог бы ей помешать. То, что мамаша творила с Фуми. Кодзи узнал лишь много времени спустя.
Потом они бросили старика и переехали в Осаку, где мать устроилась на работу в забегаловку у вокзала Теннодзи. Кодзи стал ходить в школу, где местные ребята сделали из него козла отпущения. Он терпеливо сносил издевательства, но после поступления в колледж резко изменил свое поведение. Однажды он сильно толкнул одного из учеников, который сидел, раскачиваясь, на окне второго этажа. Паренек остался на всю жизнь парализованным, так как сместившийся позвонок задел спинной мозг. Кодзи был арестован и по приговору комиссии по делам несовершеннолетних был помещен в исправительный дом. А когда ему наконец позволили вернуться в школу, ситуация изменилась до неузнаваемости. Кодзи стало некого бояться — теперь все боялись его самого. Кодзи запомнил тот день, когда он пришел в больницу к своему парализованному товарищу. Он просил прощения, но внутри ликовал. Он узнал вкус победы. Он понял, что в этом грязном мире насилие — наилучшее средство для разрешения возникающих проблем. Он подумал, что такое же чувство испытывал и тот старик, что жил в деревне, где круглый год пахло сушеной рыбой.
Он учился в лицее, когда его мать попалась на торговле наркотиками. У нее уже были неприятности с полицией, но каждый раз ей удавалось отделаться условными сроками. Теперь же ее заключили в тюрьму, а Кодзи отправили в приют. Его поселили в деревянном строении, в комнату площадью в шесть татами. Совсем рядом находилась мастерская по ремонту автомобилей, откуда двенадцать часов в сутки доносился адский грохот... Кодзи продолжал посещать занятия в лицее. Неожиданно его характер стал меняться в лучшую сторону. Жестокость ушла, уступив место уверенности в себе. Инспектор, присматривавший за ним, полагал, что арест матери отразится на сыне самым негативным образом, но получилось как раз наоборот. Именно благодаря этому обстоятельству Кодзи почувствовал себя освобожденным, он понял, что все это время мать лишала его чего-то чрезвычайно важного.
Летом, когда он окончил второй курс, в Осаке, Амагасаки и Нисиномии разразилась эпидемия, возбудитель которой, так называемый гакочию, был обнаружен в партии ввезенных из-за границы крабов. Кодзи сделалось дэдэно, когда он смотрел передачу, посвященную новой болезни. Ведущий рассказывал, что даже если гакочию по тем или иным причинам не может достигнуть в организме человека взрослой стадии, он продолжает жить на стадии личинки. Наибольшую опасность для здоровья личинка представляет, если ей удается проникнуть в мозг или нервную систему. Попав в пищеварительный тракт, личинка вызывает приступы диареи и сильной рвоты, а находясь в легких — приступы удушья. Под кожей можно заметить следы от передвижения этой твари, которые иногда слегка воспаляются. В заключение телезрителям были продемонстрированы увеличенные фотографии.
Кодзи поразили малые размеры паразита и его способ существования. Он обладал устрашающей внешностью трамвая, увеличенного под микроскопом. Кодзи восхищался способностью глистеныша оставаться на одной и той же стадии развития и при этом без особых проблем обитать в человеческом теле. Вспоминая свою мать и того старика в рыбацкой деревушке, Кодзи пришел к выводу, что взросление есть уже форма медленного разложения, гниения заживо. Этот маленький невзрослеющий паразит представлялся ему настоящим героем, и он с жадностью набросился на специальную литературу.
Теперь он думал только о паразитах: анисаки, ламболь, паразитах, питающихся кровью, аупини... Он неустанно пополнял свой багаж знаний, пока ему как снег на голову не свалилась... Фуми, явившаяся прямо домой. Как она проведала о том, что Кодзи живет один в Осаке, а его мамашу посадили, осталось загадкой. Уже в Осаке Фуми обратилась в службу социальной помощи, где представилась родственницей, и ей сообщили адрес. Ей было двенадцать лет. Она сказала Кодзи, что сбежала из дому: «Я все равно решила убежать, как только стану большой, чтобы жить с тобой. Но твоя мать очень плохо со мной обращалась.
К тому же я не знала, как тебя найти». Так Кодзи узнал, что творила его матушка с Фуми. В тот же вечер Фуми разделась и показала ему шрамы, которые остались у нее после ожогов на шее, ягодицах и спине. Она объяснила, что это следы от кипятка, которым его мать ошпаривала ее, предварительно избив резиновым шлангом. Кодзи не усомнился ни в едином ее слове. Он тотчас же припомнил все ненормальности в поведении его матери в те времена, и особенно ее манеру смотреть на Фуми. Сам не зная почему, он расплакался и стал просить у Фуми прощения. И в этой комнате в шесть татами, заваленной образцами, макетами и увеличенными фотографиями разнородных глистов и паразитов, под пронзительный визг компрессора из соседней мастерской, Фуми заявила, что согласна простить и самого Кодзи, и его мать лишь при условии, что он оближет все ее шрамы. Кодзи и представить себе не мог, что в словах этой двенадцатилетней девочки мог быть сокрыт какой-нибудь сексуальный смысл. И, занимаясь с ней любовью на полу своей комнаты, он почувствовал, что его собираются снова лишить чего-то очень важного. Фуми прожила с Кодзи три недели, пока отец насильно не увез ее домой. За эти три недели Кодзи потерял весь свой интерес к паразитам. Его мать сообщила, что скоро должна выйти на свободу, и он уехал в Иокогаму. Там, в китайском квартале, он учился на повара, а потом был нанят в качестве телохранителя для Юко.
С тех пор он должен был проводить все свое время в квартирке, расположенной этажом ниже. Впрочем, это его не беспокоило — он лишь смотрел видеофильмы и листал «манга». Иногда Юко приглашала его пообедать или сходить на какую-нибудь выставку. А иногда просила его почитать книжку. Когда Кодзи заканчивал чтение, Юко непременно раздевалась и приглашала его заняться с ней сексом, но он отказывался каждый раз. Юко обижалась и говорила, что, наверно, она не нравится ему, но Кодзи отвечал, что просто не любит прикосновений чужого тела. И хотя Юко не устраивали такие объяснения, она перестала домогаться его, заставляя в качестве «компенсации» смотреть, как она мастурбирует. И Кодзи наблюдал за процессом, вовсю поедая пирожки, мосбургеры или пиццу, которую приносили им на дом.