Линия длиной 15000 метров
Шрифт:
Я задал директору второй вопрос:
— Как у вас кормят?
Не менее важно он ответил:
— Ассортимент у нас богатый!
Хоть опять-таки мог ответить: «Кормят у нас хорошо».
Но, во-первых, он, по-видимому, принимает этот чиновничий язык за красноречие. Во-вторых, ему кажется, что этими словами он как бы доказывает свою принадлежность к номенклатуре крупного министерства. А главное — как человек, не чувствующий языка, он не понимает, что ассортимент — это не еда. Это то, что ест контингент!
Так мы и разговаривали с ним, пока ехали.
— Во сколько выступление?
— Сразу же после вечернего приёма пищи.
— У вас хороший клуб?
— У нас передовой очаг культуры.
Когда я выступил перед контингентом, после вечернего приёма пищи совершившим посадку в передовом очаге культуры, директор пожал мне руку и с необычайной теплотой сказал:
— Благодаря вам мы оптичили ещё одно мероприятие!
Признаться, я не сразу понял, что слово «оптичить» значит «поставить за мероприятие галочку». Но ему на всякий случай ответил: «А вас разрешите оспасибить!» Он даже не улыбнулся. По-моему, подумал, что теперь так «в кругах» говорят. И с тех пор, я думаю, сам оспасибливает всех направо и налево.
После этого случая я стал всё чаще замечать, что продавщицы в магазинах не говорят «посуда», а говорят «посудный инвентарь». Не говорят «ковёр», а говорят «ковровое изделие». В профсоюзных и комсомольских организациях процветает словообразование «охваченные взносами». В автобусах то и дело слышится выражение «обилеченный пассажир». В некоторых загсах молодожёнов после регистрации называют «обраченными». Даже детские врачи стали говорить детям, что им нужно «увеличить калораж питания». По-моему, ребёнок, услышав такое, вообще может перестать есть.
Конечно, нельзя винить только журналистов за то, что происходит обеднение нашего родного языка. Да и не всех журналистов можно за это винить. Нельзя судить категориями. Большая вина лежит и на тех, кто издаёт бесчисленное количество инструкций, положений, памяток, написанных этим уродливым языком. В профкоме одного ПТУ я прочитал название брошюры: «Положение об улучшении отпуска сбалансированного рациона питания и контроля за полнотой утверждённого набора продуктов на одного учащегося». Стыдно, очень стыдно! Вместо того чтобы хорошо кормить учащихся, профсоюзные работники составляют брошюры, позволяющие им в первую очередь выслуживаться перед своим руководством.
Поэтому подобный осквернённый русский язык и входит в нашу жизнь, что он позволяет выслуживаться, докладывать, создавать видимость работы. Во время съезда комсомола я смотрел телемост. С одной стороны телемоста — сибирская стройка, с другой — Дворец съездов. С того конца телемоста рабочий спрашивает у делегатов: «Когда вы нам наконец пришлёте рабочую форму?» Отвечает одетый с иголочки комсомолец-делегат: «По этому вопросу мы уже второй год владеем обстановкой!»
Мало кто задумывается над тем, что многие из этих выражений неграмотны. Мне недавно позвонили из одного райкома комсомола и спросили, кого бы я мог рекомендовать им для выступления. Я предложил позвонить Е. Петросяну. Инструктор мне ответил: «На Петросяна мы уже выходили». Выходить можно на медведя. А на Петросяна выходить нельзя. Так же неправильно говорить: «Институт стали и сплавов», потому что сталь — это уже сплав. А как больно слышать выражение «восстановить разруху».
С другой стороны, разве можно ждать грамотности от молодого поколения, если даже учительница русского языка в средней школе однажды при мне сказала на конференции: «После ремонта наша школа стала негодна для эксплуатации детей». В школьном учебнике русского языка написано, что существует несколько стилей в языке: деловой, разговорный, газетный, литературно-художественный и т. д. Я понимаю, что учёные могут защищать докторские диссертации на эти темы. Чем больше будет этих диссертаций, тем больше будет у нас официально считаться стилей. Но смешно думать, что, приходя на рынок, я должен говорить одним стилем, на работе — другим, дома — третьим, читать и думать на четвёртом… Трудно представить себе Пушкина, который, написав: «Я помню чудное мгновенье», сядет писать статью в газету, в которой будет восхищаться «закромами Родины». А на следующий день в разговоре с цензором будет защищать ассортимент своих стихов.
Я представляю себе Пушкина в этой ситуации потому, что именно он в прошлом веке оздоровил русский язык, привнёс в него народную образность, мудрость, народное мышление. В то время как «избавленные чином от ума» уже тогда уродовали язык иностранными словами и бюрократизмами. И вот теперь эта же опасность угрожает нашему современному языку. И угрожает всерьёз! Восемнадцать миллионов управленческого аппарата живут по инструкциям, положениям и памяткам, написанным языком канцелярского красноречия. И если филологи узаконивают в новых словарях подобные уродства, значит, эти филологи принадлежат не к истинно российским учёным, а, как точно написано в гардеробах множества институтов, всего лишь к «профессорско-преподавательскому составу». То есть ещё к одному обезличенному контингенту. Потому что не может учёный-филолог или преподаватель русского языка, который любит своё Отечество, сразу после издания антиалкогольного постановления выбросить из учебников русского языка стихи Пушкина: «Выпьем, няня, где же кружка». Или этот представитель современной филологии считает, что великий поэт в свете последних постановлений подаёт детям дурной пример спаивания своей няни? Но ведь сейчас, говорят, готовится постановление по борьбе со СПИДом. Значит, пришла пора выбросить из школьной программы все стихи о любви. Что это за безобразие! «Я помню чудное мгновенье!» Мгновенье, может, и чудное, а кто его знает, чем оно может закончиться?!
Благодаря таким приспособленцам преподавание литературы в школе, к сожалению, чем-то напоминает прививку. Ввели в детстве небольшую дозу вакцины оспы — и человек никогда больше ею не заболеет. Так и с классиками в школе. Ввели небольшую дозу Некрасова, Достоевского, Толстого — и на всю жизнь у всех к ним иммунитет выработан.
Вот и вырастают одно за другим поколения, которые не чувствуют живого литературного русского языка, не понимают, как обидно человеку услышать, что в самый счастливый день тебя назвали «обраченным».
Неужели придёт время, когда влюблённые будут приходить к своим девушкам с цветами… простите, с букетами цветочно-штучных изделий… и ласково делать такое заявление: «Дорогой друг и товарищ! Я испытываю к тебе всесторонние любовные ощущения, давай организуем с тобой долгосрочную семейную ячейку на взаимовыгодной основе». А дети, возвращаясь домой из детского сада, будут говорить родителям: «Мы сегодня всем коллективом играли в войну в обстановке сердечности и полного взаимопонимания!»
Язык отражает мышление человека. Раз обедняется язык, значит, обедняется мышление. Понятно, что для бюрократа его язык, мышление, дела и зарплата составляют единую гармонию. Но невольно задумываешься, сколько же их, обеднённых' духом и мышлением людей, если они смогли повлиять на язык нескольких поколений.
Мы живём во время надежд на освобождение общества от многих накопившихся недостатков. Но перестройка невозможна без личностного мышления. А значит, и без оживления языка. Перестройка не может был» кампанией контингента по улучшению ассортимента. Перестройка не может подчиняться инструкции, положению, памятке… Иначе вековой бюрократ со своим мёртвым мышлением навсегда овладеет обстановкой.
Ну вот и всё — финиш! Мероприятие по прохождению дистанции в 15000 метров можно считать «оптиченным»! Разрешите Вас, уважаемый читатель, «ОСПАСИБИТЬ»!!!